Елена Ронина - Частная клиника

Через полгода, на сорокалетие, Катя получила из Петербурга красивый букет белых роз. Букет сопровождала открытка с одним только словом – «Прости».

Ну что ж, значит – работаем дальше, значит, лечим людей и благодарим Бога за то, что предупредил, за то, что не дал случиться плохому. И потом, Лешка же обещал, что все в ее жизни еще случится. Зуб же дал!

Рита работала в доме престарелых на Лихтентайлер аллее уже два года и продолжала относиться к этой работе как к избавлению. Целый год работы в хосписе сделал свое дело. Невероятно трудно закрывать человеку глаза, провожать в последний путь. Да, она с самого начала знала, что пациенты никогда не уйдут своими ногами из этого последнего пристанища: это невозможно, диагноз поставлен, приговор объявлен. Знать-то знала, но привыкнуть не могла. На ее бывшей родине не принято говорить пациентам о роковом диагнозе. Знают родственники, а больного берегут. В Германии не так: говорят все, всем и сразу. Для Риты самое страшное было – выдержать первый взгляд. Взгляд человека, который знает. Обречен, впереди – пустота. Нужно доживать некий срок.

В хосписе работало много бывших русских. Их брали даже не потому, что работа тяжелая. Бывшие соотечественники работали, проявляя сердечность, немецкое начальство про это знало и ценило. Платили тоже хорошо, по справедливости. А вот нервы не выдержали. Ну как смириться с тем, что вчера еще держала за руку и слушала рассказы о молодости, о детях, о том, как БЫЛО. Умывала, причесывала, кормила с ложечки, уже видела в старике практически деда. Но проходило время, и именно она закрывала ему глаза. В больнице эмоциям не позволяла брать над собой верх. Шла домой, выпивала бокал красного вина и ревела белугой.

Ну почему? За что? Такой хороший человек! В эти минуты радовалась, что своей семьи нет, – все равно конец один. Тогда к чему все это?

При первой же возможности Рита перешла работать в Дом престарелых. Ехать дальше, но график работы очень удобный. Два дня в центральном корпусе больницы она трудилась главной медсестрой, а два дня посещала стариков на дому. Больничные старички, в основной своей массе, были ходячими и особых хлопот не доставляли. Некоторые были настолько активными, что даже пытались за Ритой ухлестывать. Смешные они, эти немцы. Расшаркиваются, долго подводят к теме, чтобы узнать, замужем она или нет.

Она не замужем: два брака за спиной показали Рите, что одной ей лучше. Детей она иметь не могла, поэтому избегала детских лечебных учреждений, а вот по отношению к старикам не испытывала ни брезгливости, ни раздражения. Она их любила.

Рита посмотрела на часы и набрала телефонный номер.

– Доктор Вагнер, я приеду завтра. На машине.

– Да-да, милая. Я все помню. – Голос на другом конце провода дрогнул.

– Все будет хорошо, доктор Вагнер, – Рита постаралась, чтобы голос звучал увереннее. Ну что делать? Старик больше не может жить один. Ее регулярных приходов уже недостаточно.

Какая странная штука жизнь. Безжалостная и несправедливая. Или наоборот? Доктор Вагнер был ее любимым пациентом. Каждый раз после обычных процедур Рита просила разрешения посмотреть семейный альбом. Она переворачивала тяжелые страницы, а старый доктор вспоминал очередную историю из своей жизни. Да, здесь, в их чудесном доме, ему будет одиноко, но он привыкнет; завтра она поможет ему собрать вещи, и они обязательно возьмут альбом.

Доктор Клаус Вагнер тяжело встал с кресла и медленно направился в сторону кухни. Старинные часы на стене в гостиной пробили одиннадцать часов – время утреннего кофе. Нет, не потому он поднялся, что ему захотелось кофе, просто это вошло в привычку. Сейчас он пойдет на кухню, разведет себе кофе из баночки и сделает маленький бутерброд с сыром. Раньше это был аппетитный горячий бутерброд с сыром, ветчиной и тонким слоем масла. Именно такой делала в тостере Вильгельмина. Но вот уже три года Вильгельмины нет, а он все делает себе этот бутерброд и готовит кофе. По привычке или в память о былых годах? Правда, это будет совсем другой бутерброд и другой кофе.

Раньше, в их прежней, совместной жизни, он просыпался раньше всех, в полшестого утра, садился на велосипед и ехал к булочнику на Вернер-штрассе. Булочник выходил встречать его на улицу, завидев издалека.

– Морген, доктор Вагнер. Как ваше здоровье? Жена? Дети? Ваш заказ уже готов, как всегда. Булочки только достал из печи. Все свежайшее.

– Морген, господин Краузе. Вы, как всегда, очень внимательны. Дети ждут ваших булочек. Да и жена довольна. О своей сестре не волнуйтесь, она идет на поправку. Думаю, в среду можно будет ее из клиники забрать. И не благодарите меня, – строго прибавлял он, – я не сделал ничего сверхъестественного, Симона – здоровая женщина с прекрасным иммунитетом.

Мужчины с чувством пожимали друг другу руки, и, расплатившись, Клаус ехал домой. На руле велосипеда висел вкусно пахнущий свежим хлебом пакет. Вильгельмина любила булочки с тмином, а Юрген – с маком, близнецам было вообще все равно, что есть, Хильда же, напротив, предпочитала обычный французский батон. Она любила намазать его тонким слоем масла, а сверху – вишневым джемом. И больше никогда ничего другого не ела на завтрак. Мать возмущалась, но ничего не могла сделать: дочь с детства была упрямой.

Воспитать четверых детей – это вам не шутка. У каждого свой характер, свои привычки. Самыми неприхотливыми были, как ни странно, близнецы. Может, потому, что самые маленькие. И родились они уже тогда, когда в семье росли двое детей и установились свои порядки, традиции.

Труднее всего было со старшей, Хильдой. И что за характер? В кого? В последнее время, думая о рассыпавшейся семье, доктор Вагнер все больше приходил к выводу, что дочь пошла в него. И потому произошел этот ужасный разрыв. И врачом стала, как отец, и возражений не терпела.

Сын – другой. Мягкий, добрый, он был очень близок с матерью. Потерять его первым было страшной утратой. Вильгельмина не выдержала этого удара. Именно после смерти Юргена она стала растерянной, забывчивой, а потом появился этот страшный диагноз – болезнь Альцгеймера.

Клаус нетвердой рукой открыл дверцу навесного шкафчика и достал банку с растворимым кофе. Никогда они с женой не признавали этого напитка. А что сделаешь? Уже год, как он из-за больных ног самостоятельно не может спуститься на улицу. Продукты приносит молодая женщина, Рита. Конечно, он мог бы попросить и кофе в зернах, но руки уже не очень слушались, и он после того, как несколько раз опрокинул кофеварку и сильно обжегся, больше не стал рисковать.

Кофе из баночки заварил кипятком, добавил сливок из холодильника. Оттуда же достал батон, уже нарезанный на ровные квадратные ломти. Тоже Рита. Она хотела как лучше, чтобы у старика было меньше проблем. Или думала о себе? О том, чтобы ей легче было убираться в следующий приход. «К старости люди становятся желчными», – подумал про себя доктор Вагнер. Зачем он так? Рита прекрасно справлялась со своей социальной работой. Приходила вовремя, приносила продукты, немного прибиралась в его огромной четырехкомнатной квартире, всегда спрашивала, не нужно ли чего-нибудь еще.