Александр Филиппов - День козла

– Симпатичный парень. И, судя по всему, геройский! – искренне похвалил гость.

– «Героем» не удостоили, а орден Мужества он в госпитале получил.

– Ранен был?

– В девяносто пятом еще, – сказал Гаврилов. – До сих пор околематься не может. Хочешь посмотреть?

– На орден?

– На сына моего. Сережку. Тебя верно информировали. Снайпером он воевал. Сослуживцы рассказывали, девятнадцать боевиков снял. А двадцатый – его.

– И… что? – глухо спросил полковник.

– Пойдем в ту комнату, – Гаврилов шагнул к плотно зашторенной плюшевыми занавесками двери, распахнул. – Знакомься.

Коновалов переступил порог небольшой спаленки. Сразу бросились в глаза многочисленные вырезки из глянцевых журналов, плакатики, пришпиленные кнопками к обоям. На них – пышногрудые девицы, патлатые и стриженые на голо парни с гитарами, названия каких-то популярных музыкальных групп – типичная комната мальчишки-подростка.

А посреди ее, в инвалидном кресле с велосипедными колесами сидел молодой человек. Он пристально смотрел в окно и даже не обернулся в сторону гостей.

Гаврилов подошел к сыну, погладил его по короткотриженному щетинистому затылку.

– Привет, Сережа. Как настроение?

Сын не ответил, сидел все так же, неестественно выпрямившись и неотрывно глядя в выходящее на тихую улочку окно. Там не было ничего интересного. Палисадник с привядшими прощально-желтыми розами, кустами шиповника да свалка на дальнем пустыре.

Подойдя ближе, полковник заметил в руках у парня снайперскую винтовку.

– Это ему ребята из Чечни привезли, – пояснил Гаврилов. – Она, естественно, не заряжена. Пробовали отобрать – не отдает, плачет. И все на пустырь смотрит. Может, ему там моджахеды мерещатся?

Коновалов заглянул в лицо юноши. Тот никак не отреагировал на его присутствие. Только смотрел широко раскрытыми глазами в окно, да сжимал винтовку. Над правой бровью парня полковник заметил глубоко вдавленный шрам.

– Сюда его ранило. С тех пор он такой, врачи говорят – не теряйте надежды. Бывает, что люди выходят из такого состояния… Со временем. Мы и надеемся. Уже десять лет. Так что снайпер из него сейчас – никакой, сам понимаешь, – с горечью добавил Гаврилов.

– Прости, Ваня, – подавлено кивнул Коновалов.

– Да ты-то ни при чем. А вот президент твой долбанный, который таких пацанов под пули бросал… Жаль, что давеча снайпер по нему смазал! Вот так бы его… приложить. Пусть бы жена кормила из ложечки! А то, ишь, все о здоровье печется, по целителям ездит. Хрен ли ему! При его жизни кудрявой помирать-то особенно неохота! А ты его охраняешь… – с укором закончил Гаврилов.

– Ну, положим, от киллера мы его вместе спасали, – уточнил полковник, а потом вздохнул тяжко. – Эх, Ваня… Мы с тобой как верные псы, у которых хозяин…

– Сволочь, – подсказал милиционер.

– Ну, вроде того… А они его все равно охраняют, глотку любому перегрызут. Рефлекс!

– Ладно, пойдем, пообедаем. Отдыхай, Сережа, – Гаврилов опять погладил сына по голове. – Сейчас мама придет, тебя накормит…

Зина хлопотала у шкворчащей сковороды над газовой плитой.

– Иван, спустись в погреб, достань огурцы, помидоры соленые. Свежих-то я в салатик нарезала, а к водке солененького обязательно надо.

Гаврилов подхватился и через минуту мелькнул во дворе у сарая.

– Нy, как жизнь, Илья? – спросила Зина, присаживаясь к покрытому цветастой клеенкой столу, и указывая Коновалову место напротив. – Я тебя по телевизору раньше часто видела, рядом с президентом. А теперь что-то меньше показывают.

– Так президент-то – бывший, – неуютно чувствуя себя под ее взглядом, ерзал на табуретке Гаврилов.

– С Сережей-то познакомился? Заметил сходство?

– Это… в каком смысле?

– В таком, что он – твой сын.

Полковник, понурясь, долго рассматривал незамысловатый узор на клеенке, потом выдавил:

– Что ж не сказала тогда? Не написала?

– А зачем? От тебя полгода – ни строчки. Ну и… все ясно стало. Родила. А тут – Ваня. Он за мной ведь и раньше, до тебя еще… ухаживал. Так и сошлись-сладились… Ну, а ты как живешь? – помолчав, спросила она. – Жена, дети есть?

– Есть. Тоже сын. Такой же, как ваш… наш Сергей. Только года на три помладше.

– Ну, наверное, не такой, здоровый. От армии-то своего, небось, отмазал?

– Отмазал, – виновато кивнул полковник. – Только… не здоров он. К наркотикам пристрастился. Мы уж его где только не лечили… И за границей. Я сюда, в командировку, а жена по телефону звонит – опять сорвался…. – потом, вздохнув, добавил. – Вот мы с твоим Иваном только что говорили… Служили всю жизнь, вроде как государству, всему народу… А в итоге – пшик. Даже своих детей сберечь не смогли.

Вернулся Гаврилов, с грохотом ввалился в прихожую – не иначе как специально предупредил о своем появлении, поставил на стол две стеклянных трехлитровых банки с налетом пыли, поинтересовался наигранно-бодро.

– Ну, что у нас на обед? Котлетки? А водочка есть!

– Знаешь же, там в холодильнике… – Зина обернулась к Коновалову и пояснила не без гордости. – Иван-то у меня, считай, трезвенник, другой мужик уж давным давно бы эту пол-литру прикончил, а он – нет. С майских праздников, почитай стоит. Так что кстати и выпьем по рюмочке… Илья не сегодня-завтра уедет, так когда еще свидимся?

– Наверное, никогда, – хмуро кивнул Коновалов, сосредоточенно рассматривая рисунок клеенки. Потом тронул пальцем ярко-красную, ненастоящую розу, будто хотел стереть ее напрочь – но не смог. Кровянистый цветок был намертво впечатан в плотную тканевую основу.

В тот же вечер, вернувшись на дачу, Коновалов узнал, что его отстранили от должности. На военном вертолете, приземлившемся с грохотом на футбольном поле городского стадиона прибыла целая команда во главе с начальником ФСО.

Краем уха выслушав доклад полковника о предотвращенном покушении, генерал зачитал ему приказ о передаче полномочий и взял дело в свои руки.

Прибывшее с ним спецподразделение мгновенно окружило резиденцию Первого президента плотным кольцом бойцов, установило аппаратуру внешнего наблюдения, опутало досчатый забор проводами и датчиками. Громыхая боевым снаряжением, разбежались по кустам и чердакам близлежащих домов снайперы в пугающе-черных комбинезонах и масках с прорезями для беспощадных глаз, а по городским улицам разбрелись скучающей походкой припозднившихся гуляк агенты «наружки» в штатском, которых, впрочем, сразу выдавал столичный лоск и излишне-внимательный взгляд.

А город между тем усиленно готовился к завтрашнему празднику. На главной площади стучали молотки, визжали электропилы – строили досчатую сцену, расставляли турникеты, и расквартированный с незапамятных времен в Козлове отдельный батальон связи репетировал хождение строем, отчего-то крича пронзительно перед тем, как приударить по плацу подкованными каблуками: «И-и-и… раз!»