Илья Луданов - Секрет Небосвода. Рассказы

Демонстрация продвигалась городом, и дома вокруг рушились, будто не могли терпеть криков на разрыв и отчаянных лиц. Когда к месту, где прошли первые ряды, подходили последние, от зданий по обе стороны улицы оставались одни руины и столбы пыли. От нее лица людей будто старели. Демонстранты растерянно оглядывались на разрушения, замедляли шаг. Крики стихали, все тревожно переговаривались; некоторые садились среди обломков и клуб о в оседавшей пыли, растерянным взглядом осматривали проступающие во мгле развалины и смолкали. На остатки упавшего балкона, испуганно озираясь, сел старик в круглых очках. Он закрыл лицо руками, посидел так с полминуты, а когда посмотрел на свет, его не интересовала ни кричащая толпа, ни разрушенная улица. Он смотрел на мальчика, который лазил по обломкам камней, что-то отыскивал, иногда отбегал, исчезая в облаке пыли, появлялся снова и продолжал играть с разрушенным городом в только ему и камням ведомую игру.

Витя проснулся и долго не открывал глаза, будто хотел запомнить каждое лицо из той толпы, каждый их выкрик, и особенно мальчика на развалинах. Когда встал и умылся, позвонил Саше:

– Привет! У нас все готово?

– Да.

– Тогда – сегодня. Не откладываем. Егору скажи.

– Ты же хотел завтра?

– Завтра может и не быть.

– Саша! Что ты смотришь так сурово? – Каменев откупорил бутылку и поставил стаканчик на постамент памятника. – Подожди, сейчас веселее будет, – Он плеснул себе и чокнулся с ногой памятника. – Выпьем, Саша, за… удачу что ли?.. Как там… «и на обломках самовластья»… – он поднял голову. – Но она еще не воспрянула, совсем не воспрянула… – привиделось, Пушкин смотрел хмуро, голова памятника была склонена вперед, будто поэт согнулся в скорби.

– На проходной какая-то Вера Михайловна, – справа мелькнула черная фигура и тенью легла на постамент. – Милиции нет. От входа направо, метров двадцать по коридору, лестница, второй этаж, и сразу приемная. Там секретарша. Кабинет Петухова – направо, Кобылина – налево. У нас минут десять. Телефон у секретаря. В кабинете…

– Врешь ты, как Троцкий. Правда, Саша? – сказал расслабленным голосом Каменев, посмотрел на памятник, повернулся к Троцкому. – В общем, как и положено заводской шпане. А трубка на проходной?

– Витя..

– Товарищ Каменев, пожалуйста.

– Товарищ Каменев, если проходную пройдем тихо… – начал было Троцкий.

– Телефон на выходе срезать, – совсем по-другому, твердо, но также спокойно оборвал его Каменев. – Поручается тебе. Зиновьев на месте?

– В машине за углом клуба. Я только от него. Всё проверили.

– Хорошо. Телега на месте: с ночи во внутреннем дворе стоит – и никто ни ухом…

– Плевать всем.

– Ты когда-нибудь видел, как крысы плюют?

– Не видел, – смягчился лицом Троцкий. – Надеюсь посмотреть, как они плавают.

– Далеко не уплывут. Это им не Крымск, – Каменев взял с постамента стаканчик, принюхался. – Будем, Александр Сергеевич! – и выпил.

Зиновьев ждал их в сквере, за углом Здания. Перед собой он держал открытую ладонь, по которой медленно ползла и все не могла взлететь яркая, по-летнему разукрашенная бабочка.

– Поймал, а теперь сама не улетает. Тепло сегодня, всем погреться хочется… – усмехнулся он ребятам.

– Охладиться – тоже. Всё здесь? – Каменев показал на три вещмешка у ног Зиновьева. – Шампанское не забыли?

– «Советское», родное, – улыбнулся Зиновьев. – Лев Борисович, есть мнение разделиться. Трое сразу это нехорошо…

– Как разделиться?

– Зайду первый я, скажу, за справкой. Следом – вы. Тебя знают и пустят. Пойдем в разные стороны, встретимся у приемной. Через проходную народа много ходит, обед скоро, внимания не обратят.

– Давай. Тогда ты – первый, мы через три минуты. Оба там?

– С утра. Понедельник же. Планерка, потом еще посидели. После затихли. Секретарша выбегала раз в ресторан, – подчеркнул Зиновьев.

– Правильно! Чего не кирнуть. Вы с Ильичом в Разливе небось глушили за милую душу, – подмигнул ему Троцкий.

– У пролетариев нет души, – возвысил голос Зиновьев. – У пролетариев только революционная сознательность!

– Правильно! А пить за революционную сознательность – вообще дело святое! – перебил их Каменев и раздал рюкзаки.

– Здравствуйте, – кивнула ребятам Вера Михайловна, подняв глаза с толстыми мутными стеклами очков от сканворда. – Вы куда?

– К здравоохранителям, – откликнулся Каменев. – О диспансеризации пишем, – и прошли дальше.

«Косынка» не складывалась, Лидия Ефимовна, свежая выпускница юридического факультета и племянница замглавы мэра, огорченно глядела в экран. На легкий скрип двери хотела не оборачиваться, так, глянула мельком, но тут же судорожно вскочила, выпучила глаза и задушила в груди недоуменный сиплый крик.

Перед столом стояли трое в масках. Таких масок она никогда не видела – в виде каких-то людей зрелого возраста, даже стариков. Лица казались знакомыми, будто кого-то из них она видела, то ли вчера в магазине, то ли в школьном учебнике. С круглыми, как монеты, глазами, Людмила Ефимовна громко, открыв рот, дышала и не могла ничего сказать. Упал на пол обрезанный провод телефона. К ее лицу поднялся длинный кинжал.

– Один звук и тебе крышка.

В минуту Лидию Ефимовну усадили на стул и связали ей руки за спиной.

– Где ключи от кабинетов? – сказал резкий мужской голос.

Людмила Ефимовна, так и не выдавив из себя ни звука и мелко тряся головой, показала глазами на стол. Бандит в маске человека в круглых очках с козлиной бородкой взял со стола связку ключей и запер дверь из приемной в коридор.

– Где они? – бандит с кинжалом выглянул в окно и снова посмотрел на секретаря.

Людмила Ефимовна, вжавшись в стул, попыталась встать, споткнулась на месте, чуть не упала, и снова села.

– У Юрия Петровича, – пролепетала.

Третий достал из рюкзака оружие.

– Каменев! – он подал первому бандиту обрез двуствольного ружья.

– Троцкий! – передал второму такой же обрез, только одноствольный. – А я с этим пока поиграю, – взял он в руки пистолет, и как показалось Людмиле Ефимовне, подмигнул ей.

– Юрий Петрович – это направо, – сказал Каменев и распахнул дверь кабинета.

Минут через десять, окончившая исписанный сканворд, Вера Михайловна с ужасом, какой только она могла изобразить лицом, увидела как обоих руководителей города, скрученных в три погибели, волокут мимо проходной в угол коридора, ко входу во внутренний двор администрации.

Вера Михайловна рванулась с места, подбежала к странному конвою, не в силах от возмущения и звука произнести, остановилась и, как шипящая, толстая гусыня, замахала на захватчиков руками.

– Брысь на место и не жужжи, – отмахнулся от нее человек в маске какого-то старика, достал нож, который показался Вере Михайловне огромным кинжалом, и отрезал провод телефона.