Ася Михеева - Где светло (сборник)

– Габриель, познакомься с Пепой.

Пепа пригубила вина, взмахнула ресницами в сторону Габи.

– Так Санта Муэрта всего лишь твой сопровождающий, Габриель? Нет… Не буду тебя ни о чем расспрашивать! Мне кажется, это такая история, которой надо созреть, прежде чем упасть с ветки. Но когда созреет, удели мне кусочек, договорились?

– Ты чудо, – искренне ответил Габи, – что ж парни ушами хлопают?

– Ах, что у нас за парни, – сморщила она носик, – о чем ты говоришь! Кое-кто, конечно, иногда захаживает (лукавый взгляд в сторону Санта Муэрты)…

– Ну, Пепа, – голос Санта Муэрты внезапно стал тягучим и вкрадчивым, – пчелка моя, ты же знаешь, Кто мне не велел даже и смотреть в твою сторону…

Пепа невольно отшатнулась, но холодок страха быстро исчез с ее лица.

– Помню, помню. И не только тебе (и снова взгляд украдкой, но куда-то к черному ходу), нет, не только…

– Я вижу, сегодня танцы, милая, – перевел разговор Санта Муэрта, – ты спляшешь?

Пепа кокетливо улыбнулась.

– Я надеялась, что ты когда-нибудь об этом попросишь… Но меня зовут!

– Как тебе? – поинтересовался Санта Муэрта, глядя Пепе вслед.

– А что, не только мила, но и умненькая, похоже, – ответил Габи и задумчиво откусил от тартильи.

– Пепа-то? Тупа, как пробка, – живо отозвался Санта Муэрта, – за столько лет, сколько она живет, можно было и свинью выучить учтивости.

– Много? – усомнился Габи.

– Вон, за стойкой… видишь? Пепина внучка. И не старшая, – лениво указал Санта Муэрта.

Габи почесал затылок.

– А ведь я что-то слышал… Это ее Гуаделупе благословила, так ведь?

– Насчет «благословила» не знаю, – хмыкнул Санта Муэрта, – а приказала Она, чтобы ни я, ни Донья Сенилидад не касались людей, не узнавших любви.

– А как же… внучка?

– Так то любви, друг мой, – мягко сказал Санта Муэрта, – а не ложа…

Они не торопясь доели ужин. Габи порадовался, что их стол у стены – те, что были в центре, уже убирали молодые дюжие ребята, беззлобно, но увесисто поторапливая засидевшихся. Готовились танцы.

– Останься, – вдруг сказал Санта Муэрта.

– Что?

– Ты хотел сказать, что пойдешь спать. А я прошу тебя остаться.

– Так танцы же. Что мне делать на танцах?

– Спляшешь с Пепой.

Габи засмеялся.

– Хорош я буду!

– Ничего, – мягко улыбнулся Санта Муэрта, – сегодня я тебя прошу… а завтра ты меня о чем-нибудь попросишь, так ведь?

– Так, – сглотнул Габи.

Они молча пили вино, глядя на музыкантов, рассаживающихся и настраивающих инструменты. Девушки столпились вдоль одной стены, парни – вдоль другой, и только Пепа лениво расхаживала по всему залу, одного задирая, другую подбадривая, с третьими выпивая стаканчик. Зрители – народ постарше – отодвинулись почти к самому черному ходу, где на низкой скамеечке рядком сидели совсем уж древние старухи.

– Габриель, ты ведь наверняка не танцуешь? – раздался переливчатый пепин голос прямо у Габи над ухом. Он едва не подскочил.

– Танцует, милая, сегодня танцует. Не обещаю, что умело, но он будет стараться, – промурлыкал Санта Муэрта. Габи ссутулился.

– Какое удовольствие танцевать с тем, кто танцует по принуждению? – поморщилась Пепа.

– Никакого принуждения, – фыркнул Санта Муэрта, – он добровольно спляшет, я добровольно заеду к нему в гости…

Габи поднял голову.

– Видишь ли, несравненная, – продолжил Санта Муэрта, – наш приятель полгода назад убил своего единственного брата… в своем собственном доме. А так получилось, что за эти полгода мне все-что-то было недосуг заглянуть в их деревню.

Пепа охнула, прижав ко рту ладошку, и в ужасе поглядела на Габи.

– Полгода! Неудивительно, что ты отправился бродить.

– Да нет, – со вздохом сказал Габи, – мне с Хуаном не тяжело. Ну да, конечно, он сердится. Но в его положении кто бы не сердился? А вот Рамоне через месяц рожать. Ей трудно. Они и раньше-то не ладили, а теперь… Ну, я и отвёз ее пока к сестре. А сам поехал искать… Вот его.

Пепа вопросительно посмотрела на Санта Муэрту.

– Ничего не поняла. Кто такая Рамона?

– Это моя жена, – со вздохом сказал Габи, – а Хуан мой брат. Он ее изнасиловал. Я шел домой. Слышу она кричит. Я забежал в дом. Вижу… Вот. Я достал нож и перерезал ему глотку.

– Откуда ты знаешь, что это было изнасилование? – насмешливо спросила Пепа.

Санта Муэрта оперся на локоть и согласно кивнул, приготовившись слушать.

Габи закряхтел.

– А какая разница? Ух. Пепа, если у тебя вовсю горит овин, и искры летят на коровник, что ты будешь заливать?

– Коровник, конечно, – живо ответила Пепа, – его-то можно спасти.

– Ну и вот. Что бы там ни было, Хуан-то меня точно обидел… Все, что у меня было, было его. Только одним, вот, я не хотел бы делиться, ну вот, это он у меня и украл. А уж по согласию, как он говорит, или без – какая разница? А вот для Рамоны разница есть. Так что если ей верить, тем спасаешь ее, а если верить Хуану, то его не спасаешь… Вот.

Пепа высоко подняла брови.

– Интересно ты рассуждаешь, Габриель. Ну-ну. только вот я живу долгонько уже. Тебе наверняка нашептали. И я-то точно тебе скажу – пока сучка не захочет, кобель не вскочит.

Габи снял кулаки со стола и выпрямился. Пепа немного отступила.

– Санта Муэрта, – медленно сказал Габи, – мне сейчас почудилась совершенно невозможная вещь. Что красавица Пепа только что назвала моих любимых людей собаками. Скажи мне, что я выпил много вина и мне просто почудилось.

– Извини, Габриель, – быстро ответила Пепа, – конечно, этого не было. Я тоже много пила, язык обогнал ум.

Она грациозно прошлась туда-сюда вдоль столика, оказавшись почти за спиной Санта Муэрты.

Габи покачал головой.

– Друг, я обещал тебе танцевать… А обязательно именно с… этой?

– Да я сама с тобой не пойду, – разозлилась Пепа, – вон, иди, с Доньей Сенилидад спляши, в самый раз по тебе танцорка.

– Годится, – спокойно сказал Санта Муэрта и показал глазами на скамейку у черного хода.

Габи встал, залпом допил стакан вина и пошел сквозь кольцо танцующих пар, напрямую к скамейке.

– Интересно, – сказал Санта Муэрта Пепе, – что наш простодушный друг хорошо видит разницу между человеком и животным, которая для тебя по сей день неясна.

– Душа? – иронически спросила Пепа.

– Сложно назвать одним словом, дорогая, – лениво отозвался Санта Муэрта, – не уходи, давай посмотрим.

Пепа усмехнулась, присела на опустевший стул и плеснула в опустевший стакан.

Габи низко поклонился и протянул руку единственной из старух, прятавшей лицо. Ее голова медленно, по-черепашьи, высвободилась из многослойного кокона ветхих платков. Слезящиеся глаза с трудом нащупали Габи в мельтешении зала.

– Станцуйте со мной, донья Бехес, – мягко сказал Габи, – сейчас началась медленная музыка, вам не будет трудно.