Александр Малашкин - Глас Времени

– Знаю, что ты испытываешь. Потерпи, – успокаивает Лабберт, хотя судя по дрожащему голосу успокаивать нужно его.

Спустя несколько секунд, левее относительно «глаз» появляется вертикальная полоска света. Какое-то время ничего не происходит, но затем полоска становится шире и из нее льется нестерпимый ярко-желтый, практически солнечный свет. Хорст закрывает глаза. Лабберт предупреждал: «Смотреть на сияние опасно, нужно ждать, пока оно погаснет, это и будет знаком, что они открыли путь».

– Всё, вперед, – говорит Лабберт, когда в пещере вновь становится темно. Однако не настолько темно, как до этого. Какое-то незначительное излучение исходит из глубины открывшихся каменных створок. В прямом смысле – свет в конце тоннеля.

Хорст издает странный звук, похожий на «ой», когда выясняет, кому принадлежат светящиеся глаза. Возле входа на постамент водружена каменная скульптура животного, напоминающего льва с головой дракона. Зверь-мутант, впившись когтями передних лап в землю, как бы готовится к прыжку. Его чудовищный рот раскрыт, обнажая двадцатисантиметровые клыки.

Открывшийся дугообразный проход по контрасту с тем, сырым и холодным, оставшимся позади, наполнен сухим теплым воздухом. Стены на всем протяжении в необычных наплывах: такое ощущение, что их облили горячим стеклом черного цвета и дали застыть естественным образом. Хорст и Лабберт проходят сорок метров и попадают в округлое помещение с высокими сводами. Под ногами твердая скальная порода. Посередине, примерно на пять метров в высоту, поднимается обелиск, установленный на широком гранитном основании. Пик обелиска представляет собой ярко светящийся многогранный конус, который великолепно всё освещает. Хорст присматривается к этому единственному сооружению и замечает, что все оно буквально изрисовано странными символами. Он вспоминает: точно такие же символы были изображены на машине времени, которую шеф Лабберт использовал в 39-м году.

Свет конуса ослабевает. Хорст взглядывает на Лабберта, и тот кивает ему в знак того, что всё идет как надо. Вдруг к плечу Хорста прикасается чья-то рука. Он резко оглядывается и, шоркая сапогами, отступает назад. Он не верит своим глазам! Перед ним невероятное существо. Ростом чуть выше среднего, огромная голова, накинутый башлык, из-под которого виднеются большие угольно-черные глаза овальной формы. Все его тело закрыто светлой непроницаемой накидкой, свисающей до самой земли. Рукава накидки слишком длинны, но из них все равно торчат тонкие серо-зеленые пальцы в количестве четырех штук.

Гуманоид медленно поворачивает голову к Лабберту и на десятую долю секунды смыкает веки глаз. Тонкая пленочка, закрывающая эти огромные глаза, быстра как шторка диафрагмы фотоаппарата.

– Мы пришли просить помощи, – дрожащим голосом начинает Лабберт. – Для Адольфа Гитлера, – боязливо добавляет он.

Слегка склоняя голову набок, существо впирает в Лабберта свой невыносимый взгляд.

– Там, в Берлине, он попал в трудную ситуацию. В последние месяцы войны он слишком сильно увлекся собственной легендой, что ему, как фюреру Германии, должно погибнуть в Берлине. Я полагаю, из-за сильного психологического напряжения он позабыл, что является не столько фюрером Германии, сколько фюрером германского народа. А это гораздо больше! Шесть лет назад вы донесли до всех нас, его соратников, какая истинная миссия уготована этому человеку. Какие силы он должен возглавить в будущем. Уверяю, он обо всем помнит. Просто… – Лабберт ищет слова. – Просто он заигрался! Его нужно немедленно эвакуировать. Город, в котором он находится, почти, а может, полностью захвачен. Ваши технологии помогли создать летающие диски, но, к сожалению, у нас пока нет пилотов. Все, о чем я вынужден вас просить, это пилот! Пилот, который сможет привести корабль в охваченный огнем город.

Существо продолжает смотреть на Лабберта. Хорст стоит в оцепенении, прекрасно понимая, что существо не ответит. В свое время они с шефом много обсуждали их взаимодействие с людьми и пришли к выводу, что по причине отсутствия голосовых связок, для устного воспроизведения слов им не доступен ни один земной язык. Между собой они общаются телепатически. Однако передавать мыслеобразы человеку они возможности не имеют, и виной этому могут быть две причины: разный принцип работы головного мозга и/или целиком и полностью разные образы. На первых этапах «общения» они пытались вступать в телепатический контакт, но ничем, кроме отторжения не вписывающихся в понимание картинок, это не заканчивалось. Так или иначе, обычным слухом они не обделены, и то, что им говорят, понимают.

Вдруг голову пронзает резкая боль. Прежде, чем зажмурить глаза от невыносимого приступа, Хорст видит, как шеф скидывает с себя фуражку и ладонями зажимает виски.

Невероятно: две секунды – и боли как не бывало! Хорст открывает глаза и видит, как Лабберт наклоняется за фуражкой. Существа нигде нет. Хорошо освещённые стены по всей окружности не обнаруживают какого-либо прохода, кроме того, который их сюда привел. Или эти существа движутся настолько быстро, или имеют способность исчезать.

– Это значит, нам отказано? – спрашивает Хорст.

– Пока это ничего не значит, – отвечает Лабберт.

Внезапно единственный проход смыкается каменными стенами. Лабберт начинает волноваться: такого не происходило никогда. Но в тот же миг точно такой же проход открывается с противоположной стороны. Многогранный конус на вершине обелиска прекращает испускать свет во все стороны, кроме той, с которой находится новая «дверь».

– Полагаю, нас куда-то зовут, – говорит Лабберт, начиная движение.

Они покидают своды загадочного помещения и оказываются между двумя стенами коридора. Лабберт понимает: только вперед!

Вскоре подземный ход выводит их к очередному вместилищу. Только теперь в центре не монумент, а летающая тарелка по типу той, которая имеется у немцев.

– Они не перестают меня удивлять! – с благодарностью восклицает Лабберт. И в ту же секунду его одолевает приступ кашля. Он достает из внутреннего кармана бутылочку с лекарством и делает несколько глотков.

– Мне конец, – говорит он, убирая микстуру обратно и поднимая глаза на Хорста, который, вопреки ожиданиям, не переходит к словам успокоения. Мало того: он отвернулся к тарелке, не обращая внимания ни на что, кроме нее.

– Тоже удивлен? – усмехается рейхскомиссар. – До сих пор я ни разу не видел оригинальных аппаратов, построенных не нами. Только чертежи да эпюры. Эй, Хорст, ты меня слышишь? С тобой всё хорошо?

Адъютант поворачивается, и Лабберт не узнает его! Глаза неподвижны, зрачки расширены. Что-то изменилось и в самом лице. Какие-то малоиспользуемые мимические мышцы сделали лицо не таким, каким оно было всего минуту назад.