Александр Малашкин - Глас Времени

Из коридора слышна приглушенная ругань Лабберта.

– Дело не в этом, мой дорогой Йозеф. Я для себя всё решил. Этот визит озарил меня лучом света, но не настолько сильным, чтобы им можно было осветить тень истинных моих сомнений во всей той авантюре, к которой мы много лет шли. – Гитлер отворачивает лицо. – Если хотите, можете улететь вместе с ним. – Он замолкает, какое-то время сидит в тишине, затем истерическим шепотом продолжает: – По правде говоря, я не смогу больше быть фюрером. Я исчерпал себя и хочу завершить свою жизнь сегодня. Оставьте меня.

Геббельс всецело принадлежит фюреру и каждое его решение для него закон. Но сейчас с ним невозможно согласиться. Проявляется очевидное: Гитлер морально угнетен и не в состоянии принимать решения. Министр пропаганды резко поворачивается к выходу и, волоча за собой больную ногу, покидает кабинет настолько быстро, насколько ему позволяют физические возможности.

Спотыкаясь о пороги, подхватываемый руками бегущего следом адъютанта Лабберт идет к выходу.

– Будьте аккуратнее, – вежливо говорит Отто.

– Иди к черту! – ругается Лабберт. – Я сам знаю, как мне быть. И не ходи за мной, я сам найду выход!

Поднимаясь по лестнице в верхний бункер, Лабберт буквально налетает на мощное брюхо Мартина Бормана. Рейхсляйтер видит худого старика в запыленном плаще и тотчас расцветает в улыбке.

– Неужто вы, или я сошел с ума?! Передо мной сам фюрер! – Мартин покашливает в сжатый кулак и поясняет: – Временный антарктический фюрер.

Лабберт быстро обрисовывает ситуацию, произошедшую в кабинете. Рассказывает, с кем и на чем он сюда прибыл. Не забывает и о предоставленном дружественной цивилизацией удивительно похожем двойнике. Борман слушает. Как выясняется, он не удивлен поведением своего шефа.

– С ним такое бывает, – спокойно вещает рейхсляйтер. – Упадок духа. Мы сейчас все исправим. – Борман буквально пышет уверенностью. Словно главный в этом бункере не Адольф Гитлер, а он.

Мартин движением пальца подзывает держащегося на расстоянии эсэсовца.

– Немедленно отправляйся к нашему врачу и забери у него посылку, – тихим голосом объясняет Мартин своему слуге. – Он поймет.

Молодой эсесовец убегает. Борман обращает свое лучезарное лицо к Лабберту:

– Все под контролем. У меня на такой случай кое-что подготовлено. Несколько ампул великолепного снотворного – и фюрер проснется на другом конце земного шара. Все-таки здорово, что вы нас не бросили и прилетели.

На лестничном пролете появляется министр пропаганды. В свете ламп на бледном лице выделяются красные области вокруг глаз – так бывает с теми, кто плакал.

– Интересно знать, что известному поводу думает доктор? – обращается к нему Борман.

– Я? Да мне все равно. Если фюрер останется, я остаюсь вместе с ним.

– Я говорю о личном мнении. Сам-то ты хочешь покинуть это место?

– Это будет означать предательство! – Маленькая головка министра с искаженным эмоциями лицом укоризненно поворачивается в сторону рейхсляйтера. – Я его не предам!

– Кто говорит о предательстве? – Борман обнадеживающе кивает Лабберту и, оставляя его, вплотную подходит к Йозефу. Они начинают о чем-то разговаривать. Временами их разговор переходит на повышенные тона. Лабберт замечает, что у него давно пересохло во рту, и отходит на пост, чтобы выпить стакан воды. Когда возвращается, они все еще общаются. Рядом с ними стоит посыльный с медицинской сумочкой. Борман подзывает Лабберта.

– Мы пришли к единому мнению, – победным тоном говорит он. – Правда, остались некоторые моменты, которые нужно срочно разрешить. Чтобы дело пошло быстрее, необходимо разделиться на две группы. Мы с доктором возьмем на себя усыпление фюрера и его жены. А вы с моим человеком отправляетесь за двойником Гитлера и приводите сюда. Вы сказали, что он ждет в числе группы? Вот и отлично. Если тот человек – копия Гитлера, значит, ему подойдет одежда оригинала. Мой помощник возьмет в прачечной второй мундир шефа. – Он обращает взор к молодому эсесовцу и строго произносит: – Всего этого никто не должен видеть!

Так на узкой лестничной клетке выбившаяся из колеи история снова встала на свое место.

Лабберт воодушевленно покидает бункер. За ним спешит помощник Бормана с неприметной сумкой, в которой находится аккуратно уложенный мундир Гитлера. Группа ожидает их на одной из улиц. В условленном месте стоит грузовик с закрытым кузовом.

– Половина сложностей позади, ребята! – провозглашает Лабберт, запрыгивая в кузов. На него смотрят уверенные лица бойцов и одно такое робкое, примелькавшиеся за эти годы, обеспокоенное, – подставного Гитлера. Видимо, этому человеку с промытыми мозгами тоже свойственен обычный страх перед неизбежностью.

С подставного фюрера летит топорный костюм, который ему выкроили из черт знает чего. Взамен ему помогают надеть копию мундира, в который сейчас облачен настоящий фюрер.

– Теперь это. – Лабберт снимает с себя плащ и протягивает «фюреру». – Накройся им с головой, так, чтобы торчали только глаза. Ни жители города, ни солдаты, ни кто-либо еще не должны увидеть тебя, перемещающегося по улицам города. – Затем Лабберт удовлетворенно кивает и обращается к группе: – Один из вас вместе с этим человеком, – указывает на помощника Бормана, – отправится вперед прокладывать путь. Каждые тридцать секунд необходимо сообщать обстановку и говорить обо всех, кто повстречается вам на пути. Дальше я сам решу, что делать. Таким образом, мы должны будем добраться до кабинета Гитлера, где к тому времени его усыпят.

– Что сделают? – изумляется старший группы. Он сразу понимает, в чем дело. – Разве он идет не по своей воле?!

– Фюрер находится в плохом психическом состоянии, – заявляет Лабберт. – Для него будет лучше, если мы позволим ему избежать стресса, связанного с эвакуацией. Он проснется и будет нам очень благодарен. Всё! Больше никаких вопросов! Приступаем к операции.

Спецназовцы проделали такой путь не для того, чтобы спорить. Однако факт, что лидера нации придется похищать, никого из них особо не радует.

Старший кивает и встает с деревянной скамьи.

– Приступаем, – объявляет он и активирует встроенную в шлем радиосвязь.

Мартин Борман, стараясь казаться непринужденным, прохаживается возле стола, со стороны которого на него подозрительно смотрят глаза Адольфа Гитлера. Геббельс занял свое прежнее место в кресле у стены. Бормана заботит овчарка Блонди, валяющаяся у ног фюрера: ведь почуяв, что её хозяину грозит опасность, она в два счета набросится на обидчика. Прежде, чем вколоть первую дозу снотворного, проклятую псину необходимо убрать из кабинета, думает Борман. Но не сказать же ему: твоя собака мешает вогнать тебе иглу! Геббельс понимает, почему так долго целится Мартин, но требование убрать животное может навести на подозрения. Сюда сразу же влетит этот верзила Гюнше, и операцию можно считать проваленной.