Александр Солин - Неон, она и не он

Давно она не испытывала такого, в прямом смысле, потрясения: руки ее тряслись, губы тоже, трясущееся сердце рвалось наружу, трясущейся груди не хватало воздуха. Она кинулась на кухню, схватила стакан, налила, расплескав, воду и, стуча о край зубами, припала к нему. Выпив воду до дна, она грохнула стаканом о стол и заметалась по квартире, плохо соображая, что делает. Наконец размах ее метаний сузился до ширины дивана, на который она скинула халат.

– Подлец, подлец, какой подлец! – бормотала она, лихорадочно натягивая джинсы, свитер и забирая наверх волосы. Накинув куртку, схватила сумочку и выскочила из квартиры. Во дворе торопливо забралась в машину и устремилась на улицу.

– Так тебе и надо, шлюха подзаборная! – бормотала она. – Так и надо! Это тебе за твою неразборчивость!

Боже, боже! Уже две недели он проклинает ее, на чем свет стоит, а она тем временем никак не может найти подходящий повод ему позвонить!

«Будь ты проклят, урод волосатый!» – захлебывалась она в адрес Феноменко, пролетая на желтый.

Он все знает! Теперь он все знает! Боже мой, что он теперь о ней думает?! Она подлетела к его дому, бросилась к подъезду и, не желая обнаруживать свое присутствие по домофону, дождалась, когда дверь откроется. Ворвавшись в подъезд и проклиная нерасторопный лифт, она оказалась, наконец, у дверей его квартиры. Позвонила. Он, не спрашивая, открыл и застыл на пороге.

– Выслушай меня! – потребовала она и шагнула к нему, преграждая двери путь к отступлению. Он помедлил и впустил ее. Она вошла. В прихожей ее молчаливо и враждебно встретила его мать.

– Вера Васильевна, нам с Димой нужно поговорить! – также требовательно обратилась к ней Наташа.

Вера Васильевна затравленно посмотрела на сына и молча удалилась.

– Слушаю тебя, – глухо сказал он, отводя глаза.

Она сразу заметила, что он сильно осунулся и побледнел. Ей захотелось кинуться ему на шею и прокричать: «Дурак, дурак! Какой же ты дурак!» Сдержав себя, она твердо сказала:

– Можешь думать обо мне все, что угодно, но хочу, чтобы ты знал: я скорее сдохну, чем выйду замуж за Феноменко!

Возможно, она рассчитывала, что ее заявления будет достаточно, чтобы тут же вернуть его себе, но он взглянул на нее потухшим взглядом, пожал плечами и сказал безжизненным голосом:

– А мне-то что…

– А то, что он все выдумал! Он обманул тебя, понимаешь?! – горячилась она, не понимая, почему до него не доходит ее раскрасневшийся призыв.

– Меня это уже не касается… – совсем тускло откликнулся он и отвел глаза.

– Как это – не касается?! Что значит – не касается?! Значит, я для тебя уже ничего не значу?! Значит, так?! – звенел ее голос.

Зрелая мука шевельнула желваки на его похудевшем лице, и он, по-прежнему не глядя на нее, выдавил:

– К сожалению, значишь… Только я уже говорил, что я не тот, кто тебе нужен…

– Прекрати твердить эту чушь! Слышишь, прекрати! – взметнулся едва ли не до визга ее голос. – Позволь мне самой решать, кто мне нужен, а кто нет!

Мне, а не тебе! Ты видишь – я приехала к тебе сама, потому что ты мне нужен, и если я тебе тоже нужна – ты поедешь со мной!

Она стояла перед ним, сжав кулачки – прямая, непреклонная, с пылающим лицом, огромными потемневшими глазами, гневная и беспощадно прекрасная. Он смутился.

– Наташа… – наконец назвал он ее по имени, – ты не представляешь, как мне было плохо, и если снова…

– Если я тебе нужна – ты поедешь со мной! – перебив его и глядя на него в упор, с затаенной угрозой отчеканила она. Несколько секунд он смотрел на нее, а затем, словно заразившись ее волей, неожиданно твердо сказал:

– Хорошо, я поеду с тобой!

Он предложил ей снять куртку и подождать в гостиной, пока он переоденется.

– Нет, – нетерпеливо ответила она, – я подожду здесь…

Он быстро собрался и предстал перед ней, избегая ее взгляда.

– Поцелуй меня, – велела она, потянувшись к нему.

– Я небрит, – угрюмо проговорил он.

– Ничего! – заторопилась она, и он коснулся ее холодными вялыми губами.

Скрашивая дорогу односложными замечаниями, они добрались до ее дома. Он был скован и немногословен, и она усадила его за чай. Как и в тот памятный вечер их первой близости они расположились на кухне друг против друга, и он смог, наконец, разглядеть ее как следует.

«Опять питается как попало! – подумал он, жалея тонкую кожу скул и впалые тени щек. – Натуральная супермодель!»

– Ты опять похудела… – обронил он.

– Ты тоже…

– Ну, я-то понятно почему… – через силу усмехнулся он.

– И я по той же причине… – серьезно смотрела она на него.

Помолчали.

– Послушай, – сказала она, – я хочу тебе все объяснить…

– Наташа, не надо… Ей-богу, лучше мне ничего не знать…

– Нет, ты должен знать, иначе эта заноза будет только нарывать! – заупрямилась она, украшая волнением обострившиеся черты. Что ни говорите, а умеренная худоба для женского лица все равно, что сурдина для звука – делает то и другое тонким и трепетным. Он отвел глаза – всё его прежнее мучительное обожание вспыхнуло, будто его и не тушили усердные расчеты пожарных во главе с американцем и ее шефом. Стиснув зубы, он едва не застонал.

– Да, Феноменко мой бывший любовник! – храбро начала она. – Прости, что не сказала раньше и что познакомила вас… Да, я продолжаю у него работать, но понимаешь…

Она запнулась, не зная, как объяснить ему, незнакомому с традициями и нынешними нравами этого тесного мирка, каким образом красивой женщине приходится расплачиваться за право взобраться на деловой Олимп.

– В общем, так получилось. После смерти жениха мне нужна была опора, и тут подвернулся он. Не скрою – он был хорошей опорой, и я была ему благодарна, но никогда не любила, никогда…

«Вот и я ей тоже подвернулся и однажды буду ей не нужен, и она так же скажет про меня другому: но я его никогда не любила…» – грустно усмехнулся он про себя.

– К тому же ты видишь, каким он оказался подлецом… Прости, я не знала, что он так поступил. Я представляю, что ты обо мне думал…

Она замолчала и вопросительно посмотрела на него, словно спрашивая, достаточно ли ему того, что он узнал. Он не стал ее мучить и примирительно заметил:

– Наташа, у меня до тебя тоже были любовницы. Так что теперь? Мы же взрослые люди и все понимаем!

– Хорошо, – сказала она, – теперь этот американец…

«Он тоже оказался подлецом?» – чуть было не спросил он.

– Здесь все сложнее и… проще, – осторожно начала она. – Может, тебе это покажется глупостью, ерундой, женской дурью, но дело вот в чем: этот американец своим сложением, телом своим оказался копией Володи, моего покойного жениха…

Она замолчала и уставилась на него, проверяя эффект сказанного. Не обнаружив ни малейшего эффекта, она неуверенно продолжила: