Александр Солин - Неон, она и не он

– Да, адвокат. Это несколько другое занятие, чем у нее.

– Ты знаешь, предлагаю ей уехать из страны, а она ни в какую! – неожиданно для себя открылся он Яше.

– Что ж, я ее понимаю, – не удивился Яша. – Юриспруденции, как язык: лучше говорить на родном. Там у нее такой возможности не будет. Честно говоря, я и сам давно бы отсюда уехал, тем более, как ты понимаешь, мне есть куда уезжать. Но пока терплю по той же причине, что и Наташа. В общем, будет очень хорошо, если тебе удастся ее отсюда увезти. Конечно, нам всем ее будет сильно не хватать… – мужественно улыбнулся Яша.

В гостиную, продолжая громкий лестничный разговор, ввалились остальные мужья и принесли на себе запах табачного дыма. Он отправился на кухню и там обратился к женщинам:

– Простите, что вмешиваюсь, но через пятнадцать минут Новый год! Если хотите, можем встретить его на кухне!

– Да, да! – спохватилась Наташа. – Ты иди, Димочка, а мы за тобой!

Он ушел, и женское собрание завершилось тем же, с чего началось – темой жениха. Снабдив невесту дружным и лестным мнением о ее женихе, две тысячи седьмой год через десять минут благополучно скончался, успев подарить им самую важную встречу их жизни, которую они, не замечая коварных теней на лице дарителя, так серьезно и благодарно приняли.

Можно ли вообразить что-либо более капризное и своенравное, чем та гремучая смесь условного с безусловным, каким является всякий человек? Наглотавшись пыли наследственных дорог, что оседает в нем звериной мудростью, и позволяя скрытым страхам пугать свой сон сполохами грядущего, живет он под игом всемирного тяготения, скупясь на тяготение душевное, избавляясь от настоящего и страшась будущего.

Что может быть безусловнее страха смерти, впитавшего в себя соки всех прочих инстинктов и грозным окриком оберегающего мечтательное условное от опасности разрушения? И есть ли в нашей жизни что-либо более условное, чем родной язык, которому мы, договорившись меж собой, предъявляем на опознание наши чувства – суть призрачного мира?

Но вот кто-то неосторожно обронил слово «любовь», и тут же встает за ним нечто могучее, неподвластное и упоительное, силой воздействия на нас превосходящее даже инстинкт самосохранения. И подчиняясь ему, скажем мы со священным трепетом: никому не дано осветить эту темную бездну, в чьей глубине заключен самый сокровенный замысел космического разума. А если учесть, что безусловное также условно, как безусловно условное, то о том, что творится на сердце лишь поэт нам сумеет сказать…

Первая ночь января, превращенная сердечным уговором христиан в своевольную зарубку на божьем пути, катилась по планете, вздымая меридианы и заставляя треть землян ослаблять защитные и отпускать на волю пищеварительные и половые рефлексы.

Пожалуй, ни одно имя той ночью не упоминалось в их компании так часто, как ее, и любовное слюнотечение начиналось у него уже со второго слога. Каждый, улучив момент, считал своим долгом снабдить его напутствием и дать дружеский наказ.

Первой к нему подошла Ирка Коршунова.

– Так что насчет брудершафта? – спросила она с хмельной игривостью.

– Если позволит ваш муж! – улыбнулся он.

– Муж, ты позволишь? – обратилась Ирка к сдержанному, симпатичному молодому мужчине в очках, втянутому Светкиным мужем в бесконечный разговор.

– Да, конечно, только не увлекайся! – откликнулся тот, с улыбкой взглянув на Дмитрия, словно извиняясь за прихоть жены. Чувствуя обращенное на него со всех сторон веселое любопытство, он церемонно исполнил обряд, ощутив мокрыми губами вкус Иркиного смущения.

– Ну, все! Теперь мы на «ты»! – воскликнула довольная Ирка и тут же учинила ему допрос. Он отвечал благодушно и уклончиво, отшучиваясь чаще, чем надо и потакая ее бесцеремонному любопытству только потому, что оно направлялось дружеской по отношению к хозяйке колеей.

– Ага, вижу, тебя уже допрашивают! – весело вмешалась мимоходом Наташа и, выйдя на середину гостиной, хлопнула несколько раз в ладоши, как это делает воспитательница в детском саду. – Так! Все! Прекращаем прения и приступаем к танцам! Первый танец дамы танцуют со своими кавалерами, а потом меняемся! Итого шесть танцев подряд! Все слышали? – объявила она.

– Слушаемся, товарищ командир! – пробасил со своего места Светкин муж.

– Димочка, займись, пожалуйста, музыкой! – велела она ему.

Он извлек заранее приготовленный диск «Би Джиз», выбрал там “How deep is your love” и направился к ней.

– Выходит, я имею право только на один танец? – пошутил он, становясь перед ней.

– Глупый! Ты имеешь право на все! – сцепив кисти рук у него за шеей, тихо сказала она. Он запустил музыку и завладел ее талией. При его росте сто восемьдесят она со своими подкаблученными ста семьюдесятью была почти вровень с ним.

– Между прочим, мы с тобой танцуем первый раз, – сказал он.

– Да, верно…

– А между прочим, с этого обычно начинают! – улыбаясь, заметил он, заглядывая ей в глаза.

– Это ты виноват… Сразу потащил меня в постель… – с напускной строгостью живо ответила она и отвела взгляд.

– Неправда, Наташенька, я даже боялся к тебе прикоснуться!

– Так уж и боялся…

– Я и сейчас боюсь. Ты такая бесподобная и… чужая!

– Димочка, ну что ты такое говоришь! – с вежливым упреком взглянула она на него. – Да, кстати! – вдруг разомкнув руки, отстранилась она. – Я буду тебя сейчас ругать!

– Что случилось, Наташенька? – испугался он.

– Ты что делаешь? Ты почему так легкомысленно соришь деньгами? – глядела она на него со строгим возмущением.

– Что такое? – недоумевал он.

– Ну, это колье! Оно, оказывается, стоит бешеных денег!

– О, господи! А я-то думал… – ослабел он. – Успокойся, не таких уж и бешеных…

– Да?! А вот Юлька сказала – под двадцать тысяч! Это правда?

– Ну, скажем так: порядок она угадала… Пятнадцать.

– А разве это мало? Ты что у нас, миллионер?

– Ну, можно и так сказать…

Они стояли, держа друг друга за локти и забыв о танце. Она готовилась отчитать его на будущее, но его последние слова вызвали в ней краткое замешательство.

– И все равно это безобразие! – спохватилась она, возвращаясь к танцу.

– Наташенька, у меня рука не поднимается дарить тебе безделушки! – виновато оправдывался он.

– А у меня в следующий раз рука не поднимется брать! Ну, скажи, с какой стати ты должен мне дарить такие дорогие вещи?

– Я подумал, что однажды ты передашь их нашей дочери, – спокойно и просто ответил он, глядя ей в глаза. – Считай это семейными инвестициями.

Она отвела взгляд и примолкла: его состоятельность произвела на нее впечатление. Принимая в расчет его машину, квартиру, дом под Зеленогорском, щедрость и особую осанку, которую придает людям солидный банковский счет, она и раньше считала его достаточно богатым. Оказалось, что он богаче, чем она считала.