Ирина Глебова - Мне снился сон…

– Я приглашаю вас на танец. Можно?

– О! – воскликнул один из его товарищей. – Разве можно такой девушке отказать!

Она и правда была хороша: с горящими от отчаянного смущения щеками и глазами, с подобранными на висках красивыми заколками волосами – густой, до плеч, тёмной с медным отливом волной, – в своём лучшем платье, расклешённом, под поясок, со стоячим воротничком и рядом перламутровых пуговиц…

– Иди, иди, – подтолкнул другой офицер. – Может, это твоя судьба и конец холостяцкой жизни.

Сердце Лиды ухнуло вниз от радостного понимания: он не женат! Она танцевала, чувствуя его крепкие, но очень деликатные объятия, его лёгкий и элегантный стиль танца. Она разбиралась в этом: у себя в Балаклаве занималась в кружке бальных танцев. И сама она не скользила по паркету – летала, чувствуя, как молода, красива, счастлива…

Потом она сидела на стуле под колоннами, не могла отдышаться, вся пунцовая от волнения. Подруга восхищённо лепетала:

– Лидка, ты просто королева! А этот… Ну просто князь Болконский!

Подходили, приглашали её танцевать, но она отрицательно качала головой и всё ждала… Он пригласил её через три танца. На этот раз представился, спросил её имя. В конце танца, вся обмирая, Лида попросила его проводить её до дома тёти, где она жила. Антон проводил, и она, совсем уже теряя голову, назначила ему свидание – назавтра. Чуть приподняв иронично бровь, он сказал ласково, как маленькой девочке:

– Завтра не могу.

– А когда?

– Ну… в субботу можно.

Суббота – это почти через неделю!

– Как долго! – вырвалось у неё, и он засмеялся…

Дождалась. Встретились на проспекте Нахимова, хотели пойти на Приморский бульвар, но свернули к Матросскому бульвару. Было начало августа, что называется самый курортный сезон, и Приморский бульвар переполняли отдыхающие. На Матросском было не так многолюдно, особенно если сворачивать в уютные боковые аллеи. Лида испытывала такое счастье, что не скрывала этого. Прыгала на одной ножке, кружилась в своей красивой юбке-солнцеклёш, вскакивала на бордюры, опираясь на руку Антона, наклонялась понюхать цветы к вазонам. В этом её веселье было что-то неистовое, взволнованное, словно она не могла справиться с собой. Офицер, взрослый человек, понял это, стал расспрашивать девушку о семье, об учёбе. И она успокоилась. Рассказала о госпитале в годы войны, о своей учёбе… Они как раз подошли к памятнику капитану Казарскому с геройского брига «Меркурий», и Лида, глубоко вздохнув, остановилась, повернулась к своему спутнику.

– Антон, – сказала она быстро, словно боялась недоговорить. – Возьмите меня в жёны! Я буду хорошей женой. Я много умею, и готовить вкусно, и шить. Мама всегда говорила, что я очень аккуратная, даже слишком. И я ведь медик – буду им обязательно. А у вас ранения с фронта.

И она легонько прикоснулась к его нашивкам на правой стороне груди, на кителе.

– Лидочка, – ответил он ласково, – милая вы девочка… Вы меня не знаете…

Она вздрогнула всем телом, потому что Антон взял её за руки. Но в следующий момент она сама сильно сжала его ладони.

– Я люблю вас!

– Господи, ты ведь намного моложе меня. Сколько тебе лет? Восемнадцать?

– Девятнадцать… Почти. Антон, я буду любить вас всю жизнь!

Что-то произошло – именно в этот момент. Лида вдруг увидела, как полыхнуло странное пламя в тёмных глазах Антона – словно молния. Он рывком привлёк её к себе и поцеловал. В губы. По аллеям гуляли люди, но они стояли – одни! – под платаном, и никого не замечали. Антон долго не отрывался от её губ, а когда отстранился, сказал хрипло:

– Завтра идём в ЗАГС.

Пошли они туда через день, в понедельник. А через неделю Лида вошла его женой в изолированную двухкомнатную квартиру… Никогда больше Антон не целовал её так – страстно, нежно, отчаянно.

Гораздо позже, уже во втором браке, Лида вспоминала три года, прожитые с Антоном, как тяжёлый сон. Это при том, что внешне он был неплохим мужем. Курил, но не пил – только по поводам, только натуральные крымские вина. Пьяным жена никогда его не видела. Он хорошо обеспечивал её и родившуюся через год дочь. Настолько хорошо, что Лида даже никогда не интересовалась его зарплатой: какую часть он отдаёт в семью, сколько оставляет себе?.. Из-за ранений Антон не мог водить корабли, у него была высокая должность в военно-морском штабе.

Он никогда не сердился на неё, ни за что не упрекал. Он её не любил. Нет, это не то слово! Он был к ней равнодушен.

Поначалу его безразличие Лида принимала за сдержанность, отсутствие интереса к её жизни – за благородство, холодность и отрешённость в самые интимные моменты – за жалость взрослого опытного мужчины к ней, девчонке. Она тоже стеснялась и в первое время была ему даже благодарна. Прозрение, как снежный ком, катилось с горки, и случился момент, когда Лида поняла…

Это было в день её выписки из роддома. Она вышла на крыльцо с новорождённой дочкой на руках, подбежали подруги, стали её целовать, заглядывать под уголок одеяльца, подошёл офицер, товарищ Антона, поздравил. Потом она, как и положено, протянула ребёнка отцу. Антон взял свёрток так, словно выполнял долг: спокойно, уверенно. Девчонки теребили: «Смотри, смотри, хорошенькая какая!» Он глянул на приоткрытое личико дочери, улыбнулся: да, мол. Отвёл глаза – и всё. Здесь же, на крыльце, ещё двое папаш встречали жён с детьми, и Лиду так резанула разница в поведении! Один из мужчин был немного подвыпивший, другой трезв, но оба светились радостью, возбуждением, всё время что-то спрашивали о детках и глаз от них не могли оторвать. И Лида именно тогда поняла, ощутила всем обмершим своим телом, похолодевшими руками, больно пульсирующей кровью в висках: Антону не нужна ни она, ни их малышка! Они для него: что есть, что нет.

Дома Лида сказала мужу:

– Хочу назвать дочку Ниной. Мне очень нравится это имя.

– Хорошо, – пожал плечами Антон. – Называй.

У него хватало благородства не скрывать своего равнодушия.

Подруги-однокурсницы говорили «Счастливая!» Но никто не знал, какая тоска разъедает душу молодой женщины. Как изводит вопрос: «Почему?» Он ведь не собирался её оставлять, не обманывал с другими женщинами – да и не стал бы Антон заводить тайную интрижку. Так почему же?!

За три года она почти убедила себя, что всё хорошо. Спокойно, обеспечено. Нет ответной любви? Возможно, так живёт большинство. Правда, временами она без причины раздражалась, часто, оставаясь одна, вдруг садилась и горько плакала. И в один момент забыла все свои убедительные резоны, когда на Приморском бульваре к ней на скамейку подсел молодой человек с чудесной улыбкой и глазами, полными восхищения…

Лидия и Антон жили в самом центре города, на Нахимовском проспекте. Куда ж ей было ходить гулять с малышкой, как ни на Приморский. В тот летний день она сидела на скамейке, двухлетняя Ниночка, набегавшись, уже спала, полусидя в коляске. Лида читала. Молодой человек попросил разрешения присесть рядом и сразу же сказал, что видит её здесь не первый раз, и вот решился…