Сергей Горбачев - Выйти замуж за Микки Мауса

Уже осенью 1775 года через Таганрог в крепость Св. Дмитрия Ростовского тайно прибыли первые ходоки из Крыма, уполномоченные армянской общиной и высшим духовенством выбрать на землях предложенных императрицей достойные места для переселения. И хотя чума не щадила и армянских разведчиков – половина из них погибла от страшной болезни – но долг свой они исполнили: места для закладки армянского города, монастыря и пяти сёл, были выбраны и согласованы с российской стороной.

Дольше всего искали место под монастырь. Тогда-то в глухой степи, где-то у Сухого Чалтыря, армянские ходоки и подобрали молодого казака Семёна. Был он очень набожен и утверждал, что только молитва спасла его от чумы, в отличие от товарищей, о которых, впрочем, он больше не сказал ни слова. А ещё, к удивлению армян, мог говорить молодой казак на понятном им крымском диалекте, чем обычно отличались запорожские, а не донские казаки. Эти два его качества очень сгодились в столь богоугодном деле, как поиск места под монастырь. Так и стал молодой казак сначала толмачом ( как выяснил во время своих исканий ещё Лусеген Вартанян, это он показал ходокам холм на берегу Темерника ), потом послушником нового монастыря, а затем, приняв постриг, прожил в армянском монастыре до глубокой старости под именем брата Симона.

По мнению дяди Рубика, был монах Симон, он же запорожец Семён, одним из тех скарбников-казначеев, что схоронив запорожскую казну и распустив остатки «золотого конвоя», на пустых возах двинулись в обратный путь, заметая следы. Что дальше случилось с ними, достоверно не знал ни дядя Рубик, ни его дед. Скорее всего, догнала под Чалтырем пустой обоз чума, и в пустынной балке пришлось хоронить Семёну своих товарищей. В пользу этой версии говорило то, что не было на найденных останках двух казначеев следов насильственной смерти, а самое главное, подчёркивал Златке дядя Рубик, никто не тронул их золотые дукаты на шнурке, которые стоили тогда целое состояние. Да и шестёрка волов, которых пристрелили, скрывая следы, на дне балки, тоже стоила немало денег.

Чем закончилась экспедиция Фёдора Глебовича Немцова и когда вернулся он в Тайную канцелярию, выяснить не удалось, хотя и была у дяди Рубика одна зацепка, которую он долго пытался распутать. В датированных ещё 1879 годом «Записках императорского одесскаго общества истории и древностей» нашёл краевед Вартанян любопытное упоминание:

«…Пѣрвымъ ученымъ лицомъ, отправленнымъ в Новороссію въ составѣ команды гвардіи капитана Немцова, является трудолюбивый акадѣмикъ Iоганъ Гюльдѣнштѣдтъ, со всѣми офиціальными рѣкомендаціями мѣстнымъ начальствамъ. Нѣ смотря на новость прѣдприятія и мѣстные затрудненія въ малозаселенномъ крае почти полудикими житѣлями, порученное дѣло отважному акадѣмику и его спутникамъ, было исполнено жѣланным образом…»

Имелась в этих «Записках» ещё и отсылка на путевые записки академика Гюльденштедта «Reiseaufzeichnungen nach Sueden Russisches Kaiserreichs im Jahre 1775» 19, но как ни пытался Рубен Эдуардович Вартанян найти этот дневник в российских архивах, ему это так и не удалось.

– …Подожди, Злат, – нетерпеливо перебил Миха её рассказ, – если казну так и не нашли, то что тогда значит эта запись: «Порученное дело исполнено желанным образом» ? Что исполнено? И вообще, зачем было посылать академика в ту погоню вместе с сыщиками, нелогично как-то?

– Не знаю, Миша, – ответила Злата, – и уже никто не узнает. Ну, если только дневники эти вдруг всплывут, но это вряд ли, если дядя Рубик их не нашёл, значит, уже никто не найдёт. А насчёт погони…

Она мечтательно заулыбалась и грустно сказала:

– Знаешь, дядя Рубик тебе на это мог бы ответить вопросом на вопрос: а зачем Наполеон в свои египетские походы брал учёных? Время, наверное, такое было, зуд первооткрывательства и авантюризм уживались с чисто прагматичными делами – описать новые владения, которыми на глазах прирастали империи… Дядя Рубик сейчас бы, наверняка, сказал: «Кто знает, кто знает, деточка…», и обязательно бы придумал, как было на самом деле…

– Кстати, – встрепенулась она от мысли, что вдруг пришла ей в голову, – был ведь уже один лжеобоз, на который потратили кучу времени, доставляя его в столицу. Так вот, академик Гюльденштедт (язык сломаешь, пока фамилию выговоришь) вполне мог быть тем экспертом, который должен был вскрыть сокровища и на месте подтвердить их подлинность… Как думаешь?

– Деточка моя, – передразнивая, рассмеялся Миха, – я думаю о том, почему фамилия академика – Золотой город – таким удивительным образом совпадает не только с предметом поиска, но и с именем девушки, которая всё это мне рассказывает. Подобное притягивается подобным? – смеялся он.

После разбойного нападения на Сурб-Хач в народе ходило столько небылиц про старца Симона, что Лусегену Вартаняну пришлось немало потрудиться, отделяя зёрна от плевел. Из отрывочных материалов следствия, скудного монастырского архива и многочисленных бесед с монахами удалось тогда выяснить, что хоть и прожил старец Симон в монастыре долгую праведную жизнь – больше 55 лет – но умер трагически незадолго до нападения на обитель.

Раз в году, даже в преклонном возрасте, покидал Симон свою келью и пешком отправлялся куда-то на северо-запад от монастыря. Скорее всего, полагал Вартанян, отчитывать заупокойную на могиле товарищей, которых он сам и похоронил. Но из последнего паломничества привезли умирающего старца в монастырь чалтырьские селяне. Волчица, натаскивая свой выводок, не добила израненную нападением в балке добычу, давала гнать жертву молодняку, только потому и отбился старый монах, наткнувшись на людей. Но, израненный, мучился брат Симон недолго и после исповеди настоятелю почил, завещав монастырю монету на кожаном шнурке – золотой дукат с неровно пробитой дыркой. А когда обмывали усопшего, под грубой монашеской власяницей 20, которую он никогда не снимал, на спине старца обнаружили старую татуировку с запорожским трезубцем, отдалённо напоминающую то ли карту, то ли профиль женской головки. Настоятель распорядился срисовать непонятную татуировку и так увлёкся разгадыванием её тайны, что информация о загадочной карте распространилась за стены монастыря и послужила причиной злодейского убийства самого настоятеля.

– Только не говори, что эта карта у тебя, – так изумлённо смотрел на Златку Миха, что настала её очередь смеяться.

– Сейчас у меня. Ну, что ты смотришь так, дома она у меня. Раньше была у дяди Рубика.

– А у него откуда? – по журналистской привычке пытался сразу сложить всю мозаику Миха. – Ты же перед этим говорила, что пропала карта после революции, что спёр её вместе с третьей монетой один из компаньонов Лусегена Вартаняна, или я что-то перепутал?