Филип Жисе - Океан. Черные крылья печали

– Прости, – в который раз сказала Ангелика. – Я же тебе объяснила, что и как.

– Мне от этого не легче, – буркнул Винченцо.

– Чем могу быть полезна? – спросила стюардесса, когда приблизилась к ним. Несмотря на то, что она была американской, ее итальянский был очень хорош.

– Моему другу плохо, – Ангелика указала пальцем на Винченцо. – Его тошнит. Не могли бы вы принести ему стакан воды и какую-нибудь таблетку.

– Конечно, – девушка снова улыбнулась и посмотрела на Винченцо, все так же сидевшего с закрытыми глазами. Будто не замечая этого, девушка продолжила, обращаясь к нему. – И помните о пакетике. Это на случай если будет очень плохо.

– Вы хотите, чтобы я блевал на виду у всех? – Винченцо открыл глаза и взглянул на стюардессу с таким видом, будто сомневался в ее нормальности.

– Не волнуйтесь, – девушка улыбнулась и шепнула. – Это на случай, если не успеете добежать до туалета или если туалет будет занят. Такое с каждым может случиться, поэтому здесь нет ничего предосудительного.

– Возможно, для вас и нет, а для меня есть, – Винченцо снова закрыл глаза, тем самым давая понять стюардессе, что разговор окончен.

Та лишь улыбнулась, развернулась и собралась уходить, когда ее остановила Ангелика.

– А нас будут кормить? – спросила Ангелика, почувствовав легкое ворчание в животе. Последний раз она ела утром, точнее, выпила чашку зеленого чая с двумя круассанами и съела апельсин. Захватить что-нибудь с собой в самолет она просто не успела.

– Будут, – кивнула стюардесса. – Когда мы будем над Атлантикой, пассажирам предложат полноценный обед. Сейчас, если желаете, я могу принести вам стакан сока с печеньями?

– Была бы вам очень признательна, – улыбнулась Ангелика, чувствуя искреннюю благодарность к девушке.

Стюардесса улыбнулась, развернулась и ушла.

– Ты слышала? – Винченцо повернул голову к Ангелике. – Она хочет, чтобы я блевал на виду у всех. Ненормальная. Может, мне еще в штаны наложить на виду у всех? Чертов полет. Так и знал, что что-то будет не так, – Винченцо расстегнул еще одну пуговицу на тенниске, опустил голову на подголовник и пробормотал:

– И где ее носит? Такую только за смертью посылать.

– Винченцо, перестань бурчать. Думала, что так, как проявляет недовольство Леопольдо, не делает больше никто. Как же я ошибалась.

Секунду-другую Ангелика слушала равномерный гул двигателей самолета, затем отвернулась от Винченцо и выглянула в иллюминатор. Солнечные лучи весело прыгали по крылу самолета, серебристой обшивке фюзеляжа, заставляя ее сверкать точно поверхность моря в лучах заходящего солнца. Ангелика устремила взгляд вниз, туда, где далеко внизу над землей проплывали стайки белых облаков, а под ними раскинулись разноцветные поля и тонкие змейки-дорог.

– Смотрю, моя милая, тебе нравятся ворчуны, – осклабился Винченцо, облизал толстые губы и промокнул платком вспотевший лоб. – Значит, я могу надеяться.

– Не в этой жизни, – не отрывая взгляда от захватывающего вида за окном, сказала Ангелика и неосознанно погладила пальцем цветочную головку обручального кольца.

– Ваша вода и таблетка, – стюардесса вернулась, толкая перед собой тележку. Девушка протянула Винченцо стакан с водой и таблетку.

– Наконец-то, – буркнул Винченцо, взял из рук стюардессы таблетку, сунул в рот, затем взял стакан с водой и влил немного воды в рот, запрокинул голову и проглотил таблетку. – Когда я надумаю умирать… эээ, Кэтрин, – Винченцо посмотрел на бейджик с именем стюардессы у нее на блузке, – обязательно попрошу именно вас сходить за смертью.

Винченцо вернул стюардессе пустой стакан, хихикнул, закрыл глаза и умолк, довольный шуткой.

Растерянная улыбка появилась на губах девушки-стюардессы. Она посмотрела на Винченцо, перевела взгляд на Ангелику и улыбнулась, когда заметила, как Ангелика улыбнулась ей и прошептала одними губами: "Не обращайте внимания".

– Вот ваш сок и печенье, – стюардесса передала Ангелике стакан с соком и пакетик с печеньем и покатила тележку дальше.

– Винченцо, ты несносен, – заметила Ангелика, открывая пакет с печеньем.

– А что я такого сказал? Одну лишь правду и ничего кроме правды… Послушай, кажется, эта ее таблетка действительно помогает. Мне уже значительно лучше.

– Очень хорошо. Может, не будешь таким занудным засранцем.

– Перестань, милая, – ладонь Винченцо легла на руку Ангелики, лежавшую на подлокотнике кресла. – Нам нельзя ссориться, ведь у нас впереди две чудесные недели. Представь, только ты и я в номере отеля…

– Винченцо, мне кажется, меня сейчас стошнит, – Ангелика сбросила с руки ладонь Винченцо и с излишней поспешностью принялась рыться в карманчике на спинке соседнего кресла в поисках гигиенического пакетика.

– Ха-ха-ха, как смешно, – прокомментировал ее действия Винченцо. – А мы же и, вправду, будем жить в одном номере. Ты же об этом не сказала своему эээ… будущему мужу? – Винченцо скосил взгляд на кольцо на пальце Ангелики и осклабился.

– Нет, – Ангелика смутилась, почувствовав укол совести. О том, что они с Винченцо будут жить в одном номере, она ничего не сказала Леопольдо. – Но можешь не обольщаться. Жить мы будем в одном номере, но спать, – Ангелика посмотрела на Винченцо, – мы будем на разных кроватях и даже в разных углах номера.

– Как скажешь, – Винченцо упер локти в подлокотник и взмахнул ладонями, словно дирижер на концерте. – Мне достаточно того, что мы будем спать … эээ в одном номере целых две недели.

Улыбка сверкнула на лице Винченцо.

– Ладно, милая, я немного вздремну, а ты меня разбуди, когда нас решат покормить чем-то более основательным, чем апельсиновый сок и печеньки, – Винченцо с некоторым пренебрежением взглянул на стакан сока и фигурное печеньице в руках Ангелики, удобнее умостился в кресле и закрыл глаза.

Ангелика отвернулась к окну и принялась есть. Против сока и печенек, даже таких маленьких, она ничего не имела против, особенно когда в желудке грозила начаться нешуточная война.

Леопольдо вошел в квартиру и закрыл за собой дверь. Тишина и одиночество, две неразлучные сестры, ринулись ему навстречу, готовые заключить его в объятия, приласкать и приголубить, лишь бы он поскорее забыл о том шумном и многолюдном мире, что остался за дверью. Но Леопольдо был не рад той глухой тишине, что царила в квартире, не рад был и одиночеству, навалившемуся на него, стоило ему переступить порог квартиры. Он ненавидел одиночество, боялся его и всячески избегал. Даже тогда, когда Ангелика уехала в Милан, а он остался в Ареццо, он не был одиноким. Разве можно быть одиноким, если каждые полчаса тебе звонит мать и интересуется твоими делами, будто ей и своих не хватает? Разве можно быть одиноким, если можно в любой миг позвонить друзьям и договориться о встрече, пойти с ними посидеть в баре, выпить бокал хорошего, обязательно итальянского вина, поговорить о жизни, вспомнить старое, помечтать о будущем? Разве можно быть одиноким, когда в любое время (или почти в любое время) ты можешь набрать номер любимой и услышать ее голос? Нет, раньше Леопольдо не был одинок, но сейчас, приехав в Милан, оставив в Ареццо друзей и родителей, переживая вынужденную разлуку с любимой, он чувствовал себя так, будто является единственным представителем рода человеческого на планете.