Анатолий Приставкин - Кукушата, или Жалобная песнь для успокоения сердца

А тонкая сказала:

– Егоров Сергей – это кто?

– Я, – ответил я и почувствовал, что почему-то подгибаются ноги. Вдруг испугался, что меня сейчас назовут жуликом.

Но она произнесла:

– А документы у вас с собой?

Я кивнул и достал метрику. Теперь все наши ценности были в руках у этой женщины. А она их все мусолила, все перечитывала, поглядывая на нас.

И спросила, уставясь на меня:

– Так чего же вы хотите?

Хвостик дернул меня снизу и зашептал:

– Скажи, чтобы отдала деньги! Серый! Скажи им! Скажи!

– Денег… хотим… – ответил я и стал смотреть в пол.

Мне опять показалось, что она думает, что я жулик.

Почему-то было стыдно просить у нее деньги. Хотя старик, который был тут, вовсе не стеснялся говорить о деньгах и даже их требовать. Вот бы мне такую внешность с палкой и голосом! Такому-то дадут, он из горла, если что, выдерет!

– Егоров! – сказала женщина, привставая, чтобы лучше меня видеть. – Но тебе не полагается выдавать на руки деньги. Ты же еще мал, понимаешь? Но ты можешь прийти с родителями и получить. Ты меня понял?

Я кивнул. Хотя я понял лишь одно, что мне денег все равно не дадут. И слава богу! Я не знал, как я их получу и что с ними буду делать!

Но тут другая, толстая кассирша тоже, выглядывая из окошка, начала объяснять, что мне нужно прийти со старшими, и они на мое имя имеют право получить, если заверят доверенность… А доверенность можно заверить у нотариуса… Это все не сложно…

– Ты где живешь? – спросила одна.

– Ты москвич? – спросила другая.

И хоть Сандра ткнула меня локтем, чтобы я не выдавал наш поселок, мало ли зачем они спрашивают, я ответил:

– В Голятвине… живу.

– Это где? В области?

Я не знал ничего про «области», но кивнул.

Я устал их слушать. Но кивал им все время. Дело ясное, что дело темное. И еще подумал про себя, что голятвинские знают, как это делать, они чикаться со мной не будут, а тут же денежки все загребут! Мы-то их тоже знаем!

Но женщины обрадовались, что я все понял, и вернули мне книжку и метрику. Вернули, хотя, конечно, могли не вернуть!

– Сделай, как мы говорим, – наставляла толстая. – А книжку спрячь подальше, это документ.

Я опять кивнул, и мы вышли, нет, выскочили поскорей наружу.

Облегченно вздыхая, мы стояли у кассы, радостные оттого, что от нее освободились.

«Хорошие люди», – сказал бы Мотя про кассирш. Спасибо им, легавых не вызвали!

Мы все трое – и Сандра, и Хвостик, и я – не сводили глаз с дома напротив, где, ничего обо мне не ведая, жила-была моя родня. Или – взбрело в голову – осчастливить ее, прийти да заодно и книжку эту ненужную всучить? Берите, пользуйтесь, если родня, мне не жалко!

– Серый! – спросил Хвостик. – А почему тебе денег не дали?

Я еще раз пересчитал этажи, а ему ответил:

– Не вышел ростом! Мало каши ел!

– Так нам не давали! Кашу! – сказал с обидой Хвостик.

– Ну, может, сейчас дадут! – И я решительно пересек дорогу, направляясь к дому родни.

– Вы со мной?

Сандра и Хвостик согласно кивнули. Они хотели тоже видеть мою родню. Не каждый день нам ее показывают! А может, и блинами угостят? Без чая! Чай на подносике у нас не проходит!

Мы поднялись на самый верхний этаж, десятый, и постучались. За дверью послышались шаги, но никто нам не открывал.

Мы стукнули еще. За дверью ходили, бормотали голоса, даже один раз громыхнули замком. Наконец стали отпирать. Отпирали долго, но так почему-то и не отперли. Зато мужской голос спросил:

– Кто?

– Это я, – сказал я, не зная, как объяснить про себя, не рассказывать же через запертую дверь.

– Кто – я? Назовитесь!

Тогда я догадался спросить:

– Егоровы тут живут?

– Какие Егоровы? Вам кого нужно-то?

– Егорова нужно, – ответил я решительно и вдруг перестал волноваться. В самом деле, чего это я дергаюсь, как головастик на крючке! Я уже громче добавил: – Откройте, я все объясню!

Опять загремел замок, и послышался женский голос: «Цепочку! Цепочку накинь! Сейчас кругом бандиты!»

Тут приоткрылась дверь, но едва-едва, и в щелочку выглянул мужчина, лысоватый, в очках, почти таких же золотых, как у нашего Чушки.

– Ах, тимуровцы! – воскликнул он облегченно. – Но мы все уже отдали! Правда! Даже старый самовар!

– А вы Егоров? – спросил я мужчину.

Он недоуменно посмотрел на меня:

– Я тоже Егоров… Сергей…

Я видел, он уже собирался захлопнуть перед моим носом дверь, но вдруг растерялся, замер от неожиданности.

– Сергей? Какой такой Сергей?

– Ну, сын вашего брата… Антона…

– Брата? – пробормотал мужчина. – У меня нет брата! – И он глянул на Сандру с Хвостиком. Я видел, что он вдруг насмерть перепугался. Даже очки у него вспотели.

Он в момент захлопнул дверь, но тут же распахнул и велел войти. При этом подозрительно оглядел площадку, где мы стояли. Дверь за нами он тут же запер. Мы очутились в прихожей, где висела одежда и сверкало огромное, выше моего роста, зеркало. Мы стояли, и мужчина перед нами стоял, будто загораживал от нас коридор и проход в комнаты. А из-за спины мужчины выглянула женщина, ростом она оказалась выше его, пышная, в цветном красно-алом халате. Я почему-то подумал, что в таком халате нужно в ихнем метро ездить, а не дома сидеть, где никто не видит, какой это красивый халат.

Я думал о халате, но я всегда в такие напряженные моменты о чем-нибудь постороннем думаю.

– Андрей! Это кто? – спросила женщина громко, так, будто нас тут не было. – Почему ты пускаешь в дом кого попало?

Мужчина поправил какие-то диковинные резинки на плечах, это у него так штаны, оказывается, держались, и сказал женщине:

– Дильбара, успокойся… Это сын Антона… Понимаешь? Сын… Антона… Пришел…

– А разве его не зарезало поездом? – удивилась женщина, мельком посмотрев на меня.

– Да, да! – проговорил торопливо мужчина. – Нам ведь сообщили, что ты, это… Что тебя, как бы сказать… ну, задавило…

Я молчал. Надо ли мне им объяснять, что меня никто не давил? Но ведь и так видно, что я целый, потому к ним и пришел.

– А что ему надо? – поинтересовалась Дильбара, которая так странно звалась. – Почему он к нам пришел?

– Мне дали ваш адрес, – ответил я. – Вы же родственники?

– Мы? Родственники? – закричала Дильбара. – Кто сказал, что мы родственники? Мы твоего Антона не знаем! И не слышим! Из-за него Андрей чуть работу не потерял! А он профессор, между прочим! Он декан! Он письмо в ЦК написал, что с братом не якшались и мы его знать не хотим! Среди нашей родни не было никогда предателей! Одна паршивая овца завелась!

– Дильбара, – попросил мужчина, поворачиваясь то к ней, то к нам. – Ты иди, иди… Я все объясню как надо! Только без крика, ведь тут все слышно! Я потому их с площадки увел, что сразу напишут!