Сергей Дроздов - Правдивые байки воинов ПВО

Первая случилась по трагическому случаю. В конце первого курса в 21-й группе хилевского взвода повесился курсант Попов. Дело было так: группа сдавала рядовой зачет по английскому языку, несколько человек его с первого раза не сдало, что было обычным случаем и не грозило никакими неприятностями. Отдельные индивидуумы умудрялись сдавать зачеты по 10 – 15 раз, не теряя оптимизма и бодрости духа.

Среди не сдавших в этот раз зачёт оказался и Попов. Время было предобеденное, они опаздывали, и замкомвзвода Цыпа, наскоро построив группу, бегом отправил ее на обед.

Когда мы, пообедав, возвращались в казарму, посреди плаца батарею поджидал Хиль. Его вид не предвещал ничего доброго: багровое лицо и раздувшаяся шея говорили, что впереди нешуточная «вакханалия».

«Анциферов! – гаркнул Хиль. – Где у вас Попов?!»

«В строю!!!» – бодро ответил Цыпа.

И тут грянула буря: «Он у тебя в сортире 2-го учебного корпуса висит!!!» Дальше минут пятнадцать Хиль бушевал с неимоверной силой. Из того, что он сказал Цыпе, печатными были только предлоги.

Это была первая «вакханалия экстра – класса» в исполнении Хиля…

Выяснилось, что Цыпа не стал «считать» всех курсантов перед отправкой в батарею, а в это время Попов пошел в уборную учебного корпуса и повесился на своем брючном ремне.

Причин такому трагическому шагу не было ровным счетом никаких. Он был членом сборной училища по бегу, вел довольно свободную по сравнению с нами жизнь, частенько бывая на сборах и соревнованиях. За самых тупых «спортсменов», при крайней необходимости, «сдавали» зачеты и экзамены комбаты, договариваясь с преподавателями. Опасности для Попова от несдачи этого зачета не было вовсе. Про то, что у нас вовсе не было никаких «неуставных отношений», и говорить не приходится. Тот случай остался для всех нас загадкой человеческой психики.

Другая «экстренная вакханалия» случилась на 4-м курсе и по более веселому поводу.

Слегка «оборзев» за годы учебы, четверокурсники не ходили, обычно, на вечерние прогулки, а смотрели телевизор в казарме.

Однажды во время прогулки в казарму прибыл уже «взведенный» какой-то неприятностью Хиль. Набросившись на старшину и дежурного, он погнал нас на плац на «прогулку», нарушая неписанные традиции. Народ ворчал, но видя настрой Хиля, нехотя вышел «гулять». Построив батарею, Хиль решил, видимо, «воспитать» нас, подав команду «Запевай!». Это было уже слишком. Мы молча шагали строем вокруг плаца. Выждав два круга, Хиль остановил строй и сообщил, что «молча» мы будем гулять до самого утра. Ситуация накалялась.

«С места, с песней, шагом МАРШ!» скомандовал Хиль.

И Женя Кацер запел популярную у нас тогда песню:

«В жизни давно я понял: кроется гибель где:

В пиве никто не тонет, тонут всегда в воде!

Реки, моря, проливы – сколько от вас вреда

Губит людей не пиво, губит людей вода!!!» – грянули мы за ним в 120 глоток.

«Скажем, в работе нашей, друг незабвенный мой

Пиво всего однажды взял и развел водой.

И, улыбнувшись криво, крикнул в день суда:

«Губит людей не пиво, губит людей вода!» – снова «рявкнул» строй.

«Если душевно ранен, если с тобой беда,

Ты ведь пойдёшь не в баню, ты ведь придёшь сюда.

Здесь ты вздохнёшь счастливо, крякнешь и скажешь: «Да!»

Губит людей не пиво, губит людей вода!» – дважды самозабвенно проорали мы озорной рефрен.

Самое интересное, было то, что Хиль внимательно прослушал в нашем исполнении все три куплета, хотя мог остановить пение «неуставной» песни сразу.

Закончив петь, мы подмаршировали к Хилю. Судя по цвету его физиономии и раздувшейся шее, он оценил песню.

«Я вам всем бл..ям, партвзыскание въе. у!!!» – издал Хиль вступительный вопль отчаяния, несколько нарушая партийную этику и демократию. И понеслось…

Раскаты его громового голоса разносились по всей округе. Минут 20 Хиль бушевал, как вулкан, осыпая нас проклятиями и коря себя за любовь к нам и мягкотелось, за которую он получил черную неблагодарность в виде этой бл… ской песни.

Потом потихоньку стал остывать.

«Научились за три года: водку жрать, в отпуск рвать и деньги воровать!!!» – срифмовал он итог своей воспитательной деятельности и наших успехов в учебе за означенный период.

(Если первых два упрека были, в общем справедливы, то воровства у нас вовсе не было, это Хиль добавил для «красного словца». Единственный случай воровства денег был в первой батарее каптерщиком Лищенко. И то он был быстро вычислен своими же товарищами и безжалостно выгнан из училища «в солдаты», несмотря на 3-й курс. Простить могли пьянки, самоволки и многие другие грехи, но не кражу.)

Впечатления от этой «вакханалии экстра-класса» остались у нас ярчайшие, а хилевское обещание «въе. ать партвзыскание» навсегда украсило наш лексикон.

Хиль вообще любил образные выражения и умел говорить с курсантами и в строю, и в неформальной обстановке.

«Папуасы!!!» – с искренним ужасом восклицал он при виде длинных, на его взгляд, причесок.

«Жизнь есть жизнь!», «Не ищите пятый угол!» – этими присказками он сдабривал свои, всегда образные, спичи.

«Не можете пить вино – мочу пейте!!!» – грозно втолковывал Хиль «залетевшим» любителям горячительных напитков.

«Кому шишки, кому п и шки, а кому и пирожки», вручал Хиль нам при «разборах полетов».

«Будем теперь считать баллы и хераллы!» – с горечью заявил он как-то, после неудачной сдачи экзамена своим взводом.

«Добросовестного курсанта – я всегда пофалю! » – как и каждому «щирому хохлу», произнести звук «хв» в середине слова ему не удавалось в принципе.

Так он нас и «фалил», а мы – не обижались за это.

Во взводе Хиля учился Сурен Маркарян. Парень он был колоритный и свободолюбивый. Обладая живым восточным характером, он частенько спорил со своими командирами и попадал «под раздачу», в результате.

На втором курсе Сурен начал ухаживать за дочкой Делегата. Впрочем, «ухаживать» – громко сказано. Проводил несколько раз дочку от клуба до КПП после «танцев». Но это, разумеется, не прошло незамеченным для командования, и Сурена вдруг зауважали начальники. Помнится, сам Веня Грабар ни с того ни с сего перед строем объявил Маркаряну благодарность за какой-то пустяк. Однако долго «роман» не продлился и ни к каким результатам не привёл.

Отчего там у них вышла размолвка – неизвестно, только «драть» Сурена стали, как и раньше.

Другой случай произошёл из-за смены фамилии Сурена. На 3-м курсе он подошел к Хилю и попросил заменить свою фамилию на Галустян, по семейным обстоятельствам.