Александр Товбин - Германтов и унижение Палладио

Реальность, реальность, не её ли бесстрастно воспроизводят эти вполне чёткие фото? Сумка с плеча свисает, вот она, целёхонькая.

Почему же свидетель заранее зарегистрировался, но не счёл нужным обмолвиться хотя бы о своём участии в аукционе, почему, почему… Ну, не исключено, что какая-нибудь пустяковая причина его умолчаний выяснится назавтра, а пока-то, сейчас, не зацепиться никак за что-то сколько-нибудь серьёзное; тень на плетень… А с утра пораньше из Милана уже выехал разбираться сотрудник русского консульства, с минуты на минуту пронюхают о ночном инциденте газетчики – шакалы-репортёры не зря шныряют, злобная свора скоро затерзает пресс-службу комиссариата звонками, мейлами, а к вечеру уже не отмыться будет от грязи телесенсаций. Да, телевизионщики и вовсе взбесились. Четыре жестоких убийства всего за одну развесёленькую недельку – это рекорд; ещё и расфуфыренный, в разноцветных шелках, наркоман-аргентинец, накачавшись героином, утонул перед финальной гонкой гондол в Канале; стоило, ох, стоило, одолевать по воздуху океан, чтобы захлебнуться фекалиями. И вот карнавал отчудил-отшумел, а дух не перевести, спокойствия нет как нет… Лаура сегодня обещала приготовить ризотто, но попадёт ли он домой к ужину?

А о чём ты думал, Массимо, когда сверх постоянной своей загрузки согласился ещё и детективный телесериал консультировать? Неужели не знал, что карнавал как раз после заключительных фейерверков преподносит сюрпризы, не знал, что время-то не резиновое, что прокурор в пиковое положение не войдёт, не даст спуску?

Однако…

Не поддаваться эмоциям, выпить ещё водички.

Ну как, охладился?

Не надо, спотыкаясь об очередной труп, только по той причине, что этот труп – русского происхождения, грешить на всемирный заговор сибирских нефтяных нуворишей! Не надо идти на поводу мифа. Навряд ли загадочный инцидент связан хоть как-то с серыми русскими деньгами, – урезонивал себя, выбрасывая в корзину пустую пластмассовую бутылочку, решительно отодвигая кресло, Фламмини, – не надо паранойи, не надо… Да, да, многоопытный и сверхпроницательный Массимо, заруби себе на носу: это локальный, штучный случай, негоже прикладывать к нему хоть какие-то остаточные мерки заболтанной политики, расшатанной международной экономики, раздутой в массмедиа конспиративно-заговорщицкой мифологии, негоже также вгонять случай этот в детективные, годами испытанные шаблоны. Да, Массимо, сыщик ты – хоть куда, но… стареешь, теряешь нюх, хватку? И впрямь – не ловишь уже мышей? Неужели в музей криминала и сыска тебя, отслужившего и заслужившего своё, пора, как восковую фигуру, сдавать? Не забывай: размываются невидимые опоры, на которых от века держалась жизнь, вот и сами по себе преступления утрачивают исходные, годные для типологических рубрикаторов нацеленность и определённость, кажутся всё чаще немотивированными. Мотив, мотив… сейчас и музыка обходится без мотива. Разве тебе, Массимо, пусть и привержен ты традиционным, давно себя оправдавшим методам сыска, неведомо, что багаж полицейской академии в нынешнем хаосе призрачных выгод и интересов, когда самый успешный бизнес – торговля фикциями, превращается в мёртвый груз?

Одолеть инерцию, найти, найти оригинальный ход…

Легко сказать.

Встал, направился к открытой балконной двери, отразившись в стекле дверной створки, посетовал: начал полнеть, живот уже округло нависал над брючным ремнём.

Фламмини вышел на балкон.

Святая Мадонна, как всё ему осточертело! «Bellezza, bellezza, с рассвета до заката – bellezza», – раздражённо щурясь от солнечных зайчиков, проворчал Фламмини и промокнул платком лоб. Жарко, но кабинетный кондиционер как раз ко времени задохнулся; с утра – нестерпимо жарко, душно, ночные грозы с ливнями так и не принесли прохлады, нет и намёка на ветерок с моря – что ещё будет днём? Фламмини, коренной венецианец, знал наверняка: такое молочно-голубое замутнённое небо в марте гарантирует наплыв густой и липкой жары…

Удручённо подумал: не иначе, как я за компанию с писаками-детективщиками застрял в прошлом, детективщики ведь тоже не способны обойтись без мотива, вне поисков мотивировок убийства им никак ведь не закрутить сюжет. А удавалось бы и самой Агате Кристи отыскивать мотив тогда, когда рвутся осмысленные связи между людьми, когда зашкаливает абсурд?

Ему, во всяком случае, это не удаётся… А не отыщет мотив, так придётся ему без шанса на успех распутывать детективщину без сюжета.

Распутывать, когда не за что зацепиться, когда нет и ниточки, за которую можно было бы потянуть, распутывать, чтобы потерпеть предрешённое заранее поражение?

Смутно всё. Но интуитивно ощущал Фламмини враждебность бездушного и какого-то бесструктурного будущего, по-хозяйски взявшегося насаждать свою невнятицу в настоящем.

Если бы ему позволили закурить…

Положил пухлые кисти рук на потемнелый мрамор балюстрады: блёстки Большого канала, лодки… придурки с гитарами, а-а-а…

Покинувший полицейский комиссариат свидетель прогуливался у пристани San Angelo в ожидании вапоретто.

Да, свидетелю тоже не за что было зацепиться, он впервые – как на духу, впервые! – увидел погибшего, когда выпивали они локоть к локтю у стойки бара; даже не опознал в нём русского, за француза принял.

Почему же свидетель скрыл своё участие в аукционе? Не улизнул бы… Надо, чтобы Марио повнимательнее понаблюдал за ним, за его контактами, – решил Фламмини, мысленно делая пометку в блокноте. Хм-м, не похож он на тех, кто готов был бы тратить время-деньги на «осмотр чудес», на выслушивание сказок гидов, нет, он явно – не простая залётная птица. В «Хилтоне-Киприани» поселился; оплатил на три дня вперёд, выложив кругленькую сумму, индивидуальный глиссер-челнок, снующий теперь по прихоти клиента между Джудеккою и Сан-Марко; привычка к роскоши? Хм, хм, хм, – беззвучно шевелил губами Фламмини, – куры не клюют, рука руку моет.

И как угораздило меня вляпаться в эту историю? – недоумевал между тем свидетель. Мало ему угроз Кучумова, так ещё пристёгивают к незнакомому трупу… И благоразумно ли было промолчать в полиции о настоящей цели приезда, хотя само участие в аукционе серьёзных рисков и даже рутинных заморочек не обещало; сам ведь зарегистрировался по Интернету, посчитав, что и длиннорукий Кучумов не дотянется до него в Венеции. Стоило ли темнить в полиции? Снял пиджак, припекало. Завтра гривастый полицейский затерзает вопросами, желая докопаться до причин скрытности… Из-за мелкой глупости может сорваться весь тщательно продуманный план. Но начал-то сам он с большущих глупостей, когда кучумовскую рать надумал игриво обвести вокруг пальца, а сам зарегистрировался под своей фамилией на официальном сайте аукциона, да ещё понадеялся при этом на эскорт-защиту от Габриэляна – как ясней ясного уже, подставился, добираться-то из Мюнхена пришлось на свой страх и риск, теперь же, без охраны, и вовсе остаётся он один на один «с абсолютно безопасным городом без насильников и грабителей». Ладно, тут уже ничего не исправить, он – под прицелом, возможно – под оптическим прицелом, но поскорее – к Сан-Марко, там сразу же пересесть на глиссер; залечь в гостинице и носа не высовывать до открытия торгов, всё спокойно обдумать, тем более – одно к одному? – и день-то сегодня заведомо тяжёлый – понедельник, тринадцатое число. Но пока – три шага туда, три обратно – как же угораздило… на ровном месте… Чьи-то козни или стечение обстоятельств?