Игорь Ягупов - Записки офисной крысы

Белые толстяки горят ровно семь суток: с Рождества до Нового года. То есть с двадцать пятого по тридцать первое декабря. Их так и называют – семидневные. Такую свечу зажигают в сочельник и ставят в снег возле дома, чтобы своим светом, матовым из-под целлулоида, она приветствовала рождественские каникулы. Встретив Новый год, свеча умирает, выполнив свой долг и осветив путникам дорогу к дому в эту неделю сказки и праздника.

Рядом с семидневными свечами стоят смоляные светильники всех размеров и фасонов. Они похожи на обыкновенные большие банки из-под пресервов со срезанной крышкой. Источником горения в них является не парафин, а густая смолистая смесь. Она обладает довольно приятным, но резким запахом. Такие светильники горят сильным высоким пламенем и почти не коптят. Их ставят перед дверями магазинов, складов, гаражей, перед входом в бар или ресторан. Они стоят там бесшабашными гостеприимными привратниками, отгоняя нечистую силу своим пламенем.

Как и свечи, они созданы для праздника. И ничего не будут знать об этой жизни, кроме праздника. Собственно говоря, вся их жизнь, сверхзадача, ради которой они созданы, есть служение празднику, карнавальный танец огня во славу добра и чуда.

Следующий ряд стеллажей заставлен сувенирными свечами. Они представляют собой шары, покрытые слоем тугоплавкого цветного парафина, и расписаны поверх него особыми восковыми красками. Лишь на самом верху шар чуть-чуть срезан, открывая взору сердцевину из мягкого белого парафина, из которого робким ростком выглядывает, как черенок из яблока, фитилек. Шары-свечи разных размеров упакованы в картонные коробочки с затянутыми целлофаном передними стенками. Через эти окошечки можно разглядеть рисунок на свече и выбрать ту, которая понравится вам больше других.

Глаза разбегаются. На свечках пляшут гномы и забавные зверушки, тащит огромный мешок с подарками Санта, расправляет петушиный хвост комета, снеговик стоит под елкой и ждет детей, раскрывают лепестки диковинные цветы. Как можно выбрать что-то из такого великолепия? Вернее, как можно что-то не выбрать, оставив здесь, на полке, такую красоту? Двух одинаковых свечей просто не существует в природе. Тошка сгружает их мне в тележку целыми охапками.

– У тебя хватит силы их сжечь? – спрашиваю я.

Женщина смотрит на меня растерянным взглядом.

– Я не знаю, – говорит она. – Пусть стоят дома. Я не знаю. Я не могу их здесь оставить…

За расписными шарами следует стройная гвардия огромных свечей. На их ценниках написано: мраморные. На самом деле, они скорее радужные. Впечатление такое, как

будто замесили тесто из разноцветных парафинов, да так до конца и не домешав, не добившись однородного колера, отлили из этой массы свечу.

Разноцветные разводы не повторяются дважды. Одна свеча выдержана в красно-коричневой гамме. Другая представляет из себя богатство зеленых и желтых оттенков. Третья – вообще какой-то неистовый фейерверк цветов. Как будто на снегу расплылось бензиновое пятно, играющее на солнце всеми цветами радуги. Эти свечи огромны: сантиметров шестьдесят высотой и добрых пятнадцать толщиной. Тошка с трудом стаскивает одну из них с полки и осторожно, как туго спеленатого младенца, укладывает в тележку.

Свечному миру нет конца. За мраморными гигантами следуют целые штабеля «ангельских часов» всевозможных размеров и устройств. Этой игрушке, наверное, не одна сотня лет. Что может быть проще и гениальнее, чем поставить вокруг столбика на подносе четыре свечки, а сверху подвесить лопасти крылатки и ангелочков? Да еще добавить сюда колокольчики, по которым эти ангелочки, вращающиеся вместе с крылаткой под действием теплого воздуха, идущего вверх от пламени свечей, будут ударять крошечными молоточками, которые они держат в руках? Звук такой, как будто где-то очень далеко звонят церковные колокола. Хоровод ангелов отсчитывает небесное время, которое течет невидимым потоком и только в этих игрушках становится зримым и слышным в ровном пламени маленьких тонких свечей и мелодичном перезвоне ангельских колокольчиков.

Покинув свечной мишурный мир, мы неожиданно оказываемся в лесу из искусственных елок и сосен. Здесь есть маленькие полуметровые деревца и огромные трехметровые деревья. Есть елки темно-зеленые, а есть нежного салатного цвета только что вылупившейся из почки хвои. Елки иссиня-черные и серебристые, словно припорошенные сверху снежком или покрытые прозрачными кристалликами инея. Здесь есть сосны с шишками, выглядывающими, как новогодние свечи, из густой пушистой хвои. Есть авангардные серебряные и золотые деревья, как будто до них дотронулся своими волшебными пальцами царь Мидас. Мы с Тошкой бредем в этом сказочном лесу. И кажется, что где-то в капроновых ветвях слышен крик совы.

Наконец мы выбираемся из рукотворного ельника и подходим к кассам. Мы похожи на свечных фабрикантов, идущих на рынок сбывать свой товар. Наша тележка до отказа забита всевозможными парафиновыми светильниками.

Когда мы перегружаем все это богатство, сложенное кассиром в несколько полиэтиленовых пакетов, в багажник и садимся в машину, над Рованиеми уже висит огромная круглая и яркая Луна. Она кажется чистой и новой. Трудно поверить, что это та самая Луна, что неслась вчера вслед за нами над шоссе. И уж тем более странно предположить, что это та самая Луна, что светила нам своим усталым, бледным от хронического недосыпания светом позавчерашней ночью в Мурманске. Та самая Луна, под которой мы когда-то родились и под которой когда-нибудь умрем. А она все будет нестись по звездному небу – такая же чистая, юная и непорочная. Она будет светить следующим поколениям в их странствиях, благословляя их, быть может, на куда более отважные похождения и любовные приключения, чем наша с Тошкой рождественская поездка на дачу Юсси.

Кстати, Юсси ждал нас сегодня с утра. И сейчас, наверное, уже находится на точке кипения. Но Тошка не умеет быстро отдыхать. Быстро она умеет только работать. Именно в работе проявляется вся ее энергия. Что касается редких моментов отдыха, Тошка старается тратить их исключительно скупо, со смаком процеживая через себя каждую минуту драгоценного существования, когда никуда не надо бежать, ничего не надо улаживать, ни с кем не надо созваниваться и встречаться. В дни, часы и минуты отдыха Тошка считает себя хозяйкой времени, его повелительницей. Никто не вправе торопить ее. Никто не вправе становиться между ней и ее отдыхом. Никто не смеет напоминать ей о времени и каких-то договоренностях. Она все равно сделает так, как хочет сама.

Юсси это невдомек: он привык побеждать. Он ждал нас утром. Не заезжая к Сайте и в Рованиеми, мы уже давно могли быть у него. Но, если честно, меня не очень волнуют его амбиции и комплексы. В конце концов, мы приехали сюда отдыхать.