Галина Булахова - Сборник фэнтези

Дерево приподняло ещё раз свои ветки и бессильно опустило их:

– Неужели не видать? Не может быть! Видать! Да ещё как видать! Я чувствую, как на меня с нетерпением смотрят люди. Вот скоро ударит мороз – и готово. Да, готово!

Дерево продолжало не терять надежду.

– Её мама должна поднять глаза! Она должна увидеть! Где же Лизочка? Как она там?

Мама девочки периодически появлялась. Вид у неё был озабоченный. Она заходила ненадолго домой и опять уходила. Однажды она опять зашла домой, вышла, и вдруг остановилось, оглянулось, и внимательно посмотрела на дерево.

Дерево замерло:

– Что это значит?

Мама Лизочки ушла, а дерево с недоумевающей надеждой замерло:

– Что бы это значило?! Неужели она поняла?! Неужели до неё дошло?!..

На следующий день дерево опять увидело «скорую» которая остановилась прямо рядом с ним. Оно сначала отпрянуло назад, но потом подалось вперёд. Дверца машины открылась, и дерево увидело на руках у мамы Лизочку.

Какая радостная дрож пробежала по всему дереву!

Мама, обращаясь к Лизочке, спросила:

– Это дерево? Да, сокровище моё?

– Да! Мамочка, поднеси меня ближе, пожалуйста.

Шофер вышел и подошёл, тоже, спрашивая:

– Это из-за этого дерева была такая истерика у вашей дочурки?

– Да. Каждый день просила привезти её сюда, к этому дереву. Даже стала отказываться от еды. Вот врачи и разрешили, даже машину дали.

Наконец Лизочка прикоснулась к дереву, и судорожно облегчённо вздохнула.

В этот момент дерево чувствовала себя как человек, который может спасти, но ему не дают, а ещё у него связаны руки и заткнут рот.

Что тут можно сделать!?

Всю жизненную энергию, которая скопилась за это время, дерево стало посылать в Лизочку.

Но рука вдруг оторвалась.

– Мамочка!.. Пожалуйста!.. Ещё!.. Не уходи!..

– Мы пока никуда не уходим, не капризничай.

Шофёр стоял и разглядывал дерево.

– Очень красивое, – заметил он, – вы знаете, эти плоды ещё и лечебные. Какие они большие. Никогда таких не видел. Вот только не припомню, от какой они хворобы. Ну, что поехали? У меня ещё вызова.

«Скорая» уехала. Лизочка очень плакала уезжая. Ей не хотелось покидать дерево.

Больно было на всё это смотреть, и сделать было ничего нельзя.

После того как «скорая» увезла Лизочку прошло недели три. Всё это время дерево находилось в небытии.

И вот то, что, наконец, оно увидело, трудно было, представить, даже предвидеть. Ну, всё, что угодно, но только не это!..

Из дома вынесли небольшой гробик. В нём лежала Лизочка.

– Когда? Как? Это же Ли-зоч-ка!..

Прошелестело дерево. У него сработали тормоза, и всё ушло куда-то в землю. Дерево заскрипело и треснуло.

Похоронная процессия прошла мимо, и стала удаляться. По мере удаления плоды стали скручиваться и чернеть. Дерево смотрело в след уходящей Лизочки и чувствовало, что тоже уходит. Больше ни кто не увидит плоды на этом дереве, и весной оно больше ни когда не зазеленеет. Дерево ушло вслед за девочкой.

ТАМ!..

ВЫСОКО-ВЫСОКО НА НЕБЕ, ИХ ДУШИ ОБЯЗАТЕЛЬНО ВСТРЕТЯТСЯ!!!

ОНИ СЯДУТ НА КАКОМ-НИБУДЬ КРАСИВОМ ОБЛАКЕ, ИЛИ НА РАДУГЕ…

ОНИ БУДУТ БОЛТАТЬ НОГАМИ, БУДУТ СМЕЯТЬСЯ, БУДУТ ОБНИМАТЬСЯ!!!

А ЕЩЁ ОНИ БУДУТ НАЗЫВАТЬ ДРУГ ДРУГА ПО ИМЕНИ…

Купленный кусок атласа предназначался для шторки.

У Анны Петровны в зале было небольшое окно, абсолютно ненужное. Оно выходило почему-то в соседнюю комнату. Уже никто и не помнил, для чего оно было нужно.

Но теперь Анна Петровна решила, что оно портит весь интерьер зала.

На окно повесили шторку.

Но в зале, где висело много разных картин, некоторые доставшиеся по наследству, были очень старинные. На них изображались далекие её предки. На их фоне шторка смотрелась убого.

– Да, – сказала Анна Петровна, – что-то не так. Надо будет отдать её Дашеньке. У нее золотые руки. Такое получается, что сам и люди любуются.

Принесенный атлас Дашенька натянула на большие квадратные пяльцы. Долго, смотрела на него, чему-то, улыбаясь. Видимо представляла будущий рисунок. Прикасаясь к этому куску ткани, Дашенька ощущала сначала прохладу, которая сразу под руками теплела. Разный материал имел разный характер. То шов получался не ровный, как не старайся, то нитка застревала и без конца рвалась. С этим не было никаких проблем. Иголка скользила ровно, без зацепок, Дашенька меняла только, то один, то другой цвет. И пела. Она всегда пела, когда работа была в радость. Вышивая, она поглаживала, любуясь.

Прошел не один день пока, наконец, шторка была готова.

Анна Петровна стояла и молча, смотрела на шторку.

Да, такой красоты она давно не видела.

«Действительно у этой девушки руки золотые. Надо будет подарить ей что-нибудь из своих платьев».

Дашенька же стояла, замерев, с прижатыми руками к груди.

Она не могла понять, нравится или нет барыне её вышивка.

Ну, то, что красиво, это она знала, скорее чувствовала. А вот вдруг надо было как-то по-другому вышить.

Анна Петровна, наконец, улыбнулась. Дашенька облегченно вздохнула и тоже улыбнулась.

Анна Петровна была по натуре своей не многословна. И поэтому всё, что она могла сказать это:

– Молодец, Дашенька, зайдешь ко мне после ужина.

Шторку несли в зал целой процессией. Впереди шла Анна Петровна, за ней Дашенька со шторкой, следом ещё несколько слуг. Шторку натянули и повесили. Ещё некоторое время, постояв и посмотрев на свою работу, все разошлись.

Оставшись одна, шторка стала оглядывать зал. Он был большой, стены были высокими. Посередине стоял черный рояль. Около стен стояли стулья с очень красивыми резными ножками. Спинки и сиденья были оббиты красным атласом. Шторка это сразу отметила. Наверно таким же, как и я, была раньше. От чего ей стало приятно сознавать, что рядом есть хоть что-то родственное.

На стенах висели картины разной величины в красивых резных рамах. На них изображались мужчины, женщины или просто, как вон та, маленькая картина – ваза с цветами.

Рядом со шторкой, слева, висела большая картина: красивая дама в шляпе, и в дорогом атласном платье.

– Надо же, платье-то атласное!

Шторке захотелось поговорить с этой картиной. Она чуть потянулась навстречу к картине, обращаясь к ней, сказала:

– Извините, можно мне спросить у вас?..

Но в ответ картина фыркнула пренебрежительно. И обращаясь к герцогу напротив, сказала:

– Вы только посмотрите! Эта тряпка еще смеет со мной разговаривать!

– Не обращайте на неё внимания, сударыня.

Такого шторка не ожидала, у неё даже края завернулись от досады.

– Тряпка, – это же надо такое сказать! Ну, какая я тряпка? Сама Анна Петровна любовалась мной. И вообще я не просто так вишу, я закрываю окно. А значит, я нужнее, чем эти картины, которые просто так висят, и пользы от них ни какой. Пыль только собирают.