Владимир Романовский - Средневековый детектив

– Да какое же счастье, кормилица, с греками жить?

– Да, – согласилась Певунья. – С новгородцами счастья-то поболе будет. Особливо зимой, как ставни-двери позапираем, щели мхом да смолой законопатим, печь затопим, и будем у печи в пряжу да тряпки замотавшись сидеть, зубами стучать – вот и счастье.

Тиун снова промолчал. Певунья была – похожа на прежнюю, а все-таки что-то в ней было новое, непонятное, может быть опасное. И смотреть по-другому стала, насмешливо. Ну, авось ничего, пообвыкнется.

***

Дир подогнал лодку к берегу и велел Ротко вылезти в воду и вытащить судно на сухую землю до половины.

– Я не смогу. Я не такой сильный, как ты, – возразил Ротко. – Ты вон какой бык. А у меня телосложение артистическое.

Диру надоели выходки зодчего, отдаленно напоминающие выходки Гостемила. Одно дело Гостемил, представитель древнего вельможного рода, а другое – холоп, который, видите ли, не холоп, а военачальник смолильщиков.

– А я вот твое артистическое сложение сейчас в узел завяжу, – сказал он.

– Ты мне не грози, – возмутился Ротко.

– Не кричите вы так, – благоразумно вмешалась Минерва писклявым голосом.

– А чего он грозится? – пожаловался Ротко. – Я не холоп его!

– Ага, – сказал Дир многозначительно.

– И вообще непонятно, куда мы все время спешим и от кого прячемся, – заявил Ротко. – Ну его! Я вот сойду сейчас и пойду себе в город. Найду жилье, заработок, и буду ждать князя.

– Вот и прекрасно, – согласился Дир. – И иди себе.

– Ротко, я тогда с тобой пойду, – сказала вдруг Минерва.

– Нет, это лишнее.

– Нет, я пойду.

– Не ходи.

– Вот и идите оба, – насупился Дир. – Идите, идите. Очень мне нужно за вами присматривать!

– Я не беру тебя с собой, ты что! – сказал Ротко Минерве.

– Ну Ротко, ну миленький, ну возьми меня. Я тебе стирать буду, готовить буду. Ну, хочешь, я тебе хвелаш сделаю задаром, прямо сейчас?

Дир стянул сапоги, соскочил в воду и вытащил лодку на берег таким могучим рывком, что Ротко и Минерва где сидели в лодке, там и упали.

– Пошли вон оба, – сказал он.

– А чего это ты вдруг со мной хочешь идти? – спросил Ротко, поднимаясь и игнорируя Дира.

– Хочу.

– Почему?

– С тобой весело. С ним тоже интересно, – она кивнула в сторону Дира, – и вообще, и с Хелье тоже. Вы другие совсем. Не такие, чтобы старые и толстые, которые тайком от жен злобных хвелашиться идут. Те скучные и противные. А дома грязно, и родичи собачатся все время. А Зорец меня бьет все время.

– Какой Зорец? Кто такой?

– Сводник мой. А с вами не так. Вы другие какие-то. Веселые. И шумные, но шумите вы тоже весело.

– Сейчас заплачу от умиления, – сказал Дир. – Ротко, ты либо иди, либо оставайся.

– Я пойду.

– И я с тобой, – сказала Минерва.

– Нет, – ответил Ротко. – Впрочем, знаешь что? Хочешь ко мне в помощницы? И в ученицы?

– Хочу.

– А знаешь, что это такое?

– Нет.

– Я тебя буду зодчеству учить, а ты мне будешь помогать.

– Хочу.

– Она хочет, – сказал Дир.

– Ты тоже хороший, – уверила она Дира. – Но Ротко лучше.

– Вот и идите оба.

– Дир…

– Идите оба! – рявкнул Дир. – Дармоеды.

– Не кричи так, – сказал Ротко. – Если что, понадоблюсь я тебе, например, так дай знать в Краенной Церкви, я там бываю.

– Я так и знал, что ты греческому богу поклоняешься, – презрительно бросил Дир. – Иди, иди.

Минерва выбралась из лодки и подбежала на тощих ногах к Ротко. Ротко еще раз оглянулся на Дира, пожал плечами, и они ушли.

Оставшись один, Дир походил туда-сюда возле лодки, подобрал какой-то лист, порассматривал его, бросил, расстелил на земле сленгкаппу, сел на нее и стал дуться на весь мир. Он, видите ли, тоже хороший, но холоп лучше. Вот пусть холоп тебя и моет теперь, дура сопливая.

Через полчаса к берегу, шествуя степенно, но очень быстро, подошел Годрик в сопровождении двух женщин. Обе женщины понравились Диру. Обе в теле, одна простоватая, другая, возможно, знатного роду.

– Годрик, садись, бери весла, – сказал Дир. – Вечер добрый, женщины распрекрасные.

– Сие есть тот самый кошелька моего придержатель, о коем рассказывал я вам намедни, – представил хозяина Годрик, забираясь в лодку. – Как видите, он именно такой и есть.

– Что это он вам про меня рассказывал? – подозрительно спросил Дир, помогая сперва Белянке, а затем и служанке ее, забраться в лодку.

– Говорил, что ты добрый очень, – сказала Белянка.

– Но глупый, – добавила служанка.

Белянка дала ей подзатыльник.

– Не говорил он такого, – сказала она. – Он говорил, что ты не всегда полагаешься на разум, но больше на … на … Годрик, на что?

– На чувство долга, – подсказал Годрик.

– Вот, правильно.

Дир мрачно посмотрел на Годрика.

– Чем больше долгов, тем заметнее чувства, – пояснил Годрик с серьезным видом.

Дир вытолкал лодку в воду и залез в нее, сев между женщинами и Годриком.

– Ну, чего ждешь? – спросил он у Годрика. – Не наступи мне там на сапоги. Бери весла, поехали.

– Да, – сказал Годрик рассеянно. – А только я сидел в полуподвале как в темнице два дня…

– Как раз тебе случай размяться.

– … хочется подышать воздухом вольным, поозираться, мыслей благостных набраться. Тем более что гребец я, конечно же, неплохой, но ты ведь гораздо сильнее и ловчее. Если ты будешь грести, мы мигом приедем. А если я, то не вдруг. Да и не ел я ничего толком долгое время.

Холопы-то распустились как, подумал Дир, толкая Годрика в грудь. Годрик вывалился за борт. Женщины с испугом посмотрели на Дира.

Вынырнув, Годрик схватился за борт, подтянулся, перевалился, и сел, отплевываясь.

– Все понял? – строго спросил Дир.

– Все.

– Едем.

Годрик взялся за весла.

Вышли на середину реки, поймали течение, повернули на север.

– А почему Аскольд был мокрый, когда за нами пришел? – спросила Белянка, чтобы что-нибудь спросить.

– Аскольд? Какой Аскольд?

Годрик позади Дира закашлялся и два раза ударил серединой весла в край стьйор-борда.

– Ах, да, Аскольд, – вспомнил Дир. – Это он действовал по плану. За нами следили, так мы перебрались на лодке на другой берег, чтобы следящие тоже туда перебрались. А Хелье … то есть Аскольд … поплыл обратно.

– Вплавь? Через Волхов?

– Да, и к тому же половину пути под водой. Мешок кожаный с какими-то свитками скрутил туго, к сверду приладил, и поплыл. Он подолгу может не дышать, он такой, – гордясь другом, объяснил Дир.

– А теперь за нами следят?

– А это мы узнаем. Как увидим лодку, или драккар, так значит следят.

– А ты, Дир, родом откуда будешь?

– Из Ростова я, – ответил Дир с достоинством. – Самый упорный город, заметь, во всех землях славянских. Самый своенравный, и самый славянский. Ни варангов, ни печенегов. А сейчас я в Киеве живу, потому на службе у князя.