Ната Хаммер - Школа. Точка. Ру

Нет, конечно, в наше время тоже существовала субкультура каблухи – профтехучилища так обзывали. «Умоляю, ради Бога, тише, голуби целуются на крыше, вот она, сама любовь, ликует, голубок с голубкою воркует». По подъездам пели и подворотням, с гнусавостью в голосе и подвыванием. Меня в молодости просто бесило. Но если разобраться – образ позитивный, хоть и сентиментальный. Рифма полная, лексика эмоционально-окрашенная: «умоляю», «ликует», «воркует», просто шедевр в сравнении с сегодняшними образцами. «У губ твоих конфетных конфетный вкус, твой голос, нежный-нежный рождает грусть». Тьфу, гадость приставучая, один раз пропоешь – и не отвяжется.

Но и то лучше, чем депрессивные образы моего несостоявшегося зятя. Лучше уж конфетный вкус, чем расчлененный труп в мешках с хозяйственным мылом. Правда, Люций? Ты тут меня наслушаешься, самым просвещённым котом во всей округе будешь. На задних лапах только ходить не обучен. Это, конечно, упущение с моей стороны. Но дрессуре ты плохо поддаешься, генетика у тебя помоечная. А против генетики, Люций, не попрёшь!

– Алло, Маш, алло! Это ты?

– Я.

– А что у тебя с голосом?

– Надорвала. Вчера весь вечер Ихтиандра выкликала из глубин унитаза.

– Что случилось?

– Траванулась.

– В ресторане?

– А где же ещё?

– Блин. Нескладуха вышла. Говорить можешь?

– Могу.

– Что делать-то будем?

– С чем?

– С мамками.

– А что с ними делать? Не изувечили друг друга, и ладно.

– Моя требует, чтобы я отвез её на томографию. Говорит, голова кружится и болит. Если, говорит, обнаружат сотрясение, подам в суд. Не отвезёшь, говорит, вызову «Скорую».

– Сильный ход!

– Сам в шоке.

– Ну, свози. Я не думаю, что щёткой для волос можно произвести сотрясение мозга.

– Маш, у неё кожа рассечена и гематома на макушке.

– О, Боже! Это можно как-то без суда уладить?

– Требует публичных извинений.

– Публичных – это как? Через газету?

– Нет, публичных – это в присутствии всей семьи.

– Включая девчонок?

– В первую очередь.

– Боюсь, мама предпочтет слечь с инфарктом. И потом, твоя мать первая начала. Танька подтвердит.

– Слушай, давай не будем впутывать в разборки детей.

– Давай. Я сейчас наберу «скорую», сообщу маме новость, и к моменту приезда врачей наличие сердечного приступа гарантирую. Можешь сообщить своей матери, что это уже произошло. И тогда посмотрим, кто кого засудит.

– Знаешь, я сам хотел предложить этот вариант.

– Значит, мы думаем на одной волне.

– А я всё-таки тогда свожу свою в травмпункт, вдруг действительно сотрясение.

– Конечно. Череп уже не молодой. И мозги тоже.

– Маш, не переходи грань.

– А что я такого сказала? Ей уже шестьдесят пять, вряд ли какой-нибудь её орган можно назвать молодым.

– Маш, а потом можно я уже вернусь домой? Она меня так допекла, на стенку лезу.

– Не получится.

– Почему?

– Потому что здесь пока мои родители. И даже если маму переместят в больницу, папа останется.

– Я согласен на папу.

– Зато я не готова вас совмещать. Да и ты должен родительницу мониторить. Вдруг ей в голову ещё какая-нибудь светлая идея взбредёт.

– Ладно, я понял. Как там девчонки?

– В смешанных чувствах, но в целом довольны. Праздник, конечно, получился классный. Спасибо тебе.

– За что? Это же мои дочери! Ведь мои, правда?

– У тебя есть сомнения?

– Нет… нет, конечно.

– А то, может быть, всё-таки провести генетическую экспертизу? И ты убедишься, и у твоей матери сомнения порушим.

– Не порушишь. Она у меня нерушимая. Скажет, что экспертиза была поддельная. Или другую тему придумает.

– По части придумывания тем ей нет равных. Зря она в инженеры пошла. Ей бы в сценаристы – обогатилась бы на мелодрамах.

– Маш…

– Ладно, молчу.

– Маш, а давай мы с тобой вдвоём куда-нибудь махнём на майские. Возьму отпуск на недельку и куда-нибудь в тепло…

– С ума сошел? У родителей – раздрай, у детей впереди – экзамены…

– Маш, ты что – серьезно относишься к ГИА? Это же не экзамены, а так – ворон пугают.

– А у нас Танька как раз та ворона и есть, что любого экзаменационного куста боится.

– Но у неё вроде учёба выправилась. Хвасталась мне, что закончила третью четверть без троек.

– Саш, ей ставят четвёрки из сочувствия. А результаты экзаменов проверяет машина. У неё нет чувства сострадания.

– Хорошо. Ну, давай хоть на три дня. В Париж, например.

– С девчонками?

– Ну, давай с девчонками.

– Они бы нам не простили, если бы мы поехали без них.

– Только не заставляй их читать «Собор Парижской богоматери» как условие для поездки.

– А почему нет?

– Маш, нельзя из каждого удовольствия извлекать максимальную дидактическую пользу.

– Можно. Они потом ещё спасибо скажут.

– Потом – возможно. Но здесь и сейчас – нет.

– Ладно, считай, что убедил. Но маленький текст о Париже на английском я их прочитать заставлю.

– Почему на английском?!

– Потому что французского они не изучают! Знали бы французский – дала бы на французском.

– А на русском нельзя?

– Это слишком просто!

– Вот и хорошо. Как же ты любишь всё усложнять!

– Ах, я усложняю! Тогда катись к Кох, она тебя опростит до корней!

– Маша, прости, вырвалось. Я не прав. На английском, так на английском. Я, в принципе, и на «Собор Парижской богоматери» согласен. Чего там.

– Ну, дошло, слава Богу.

– Я завтра всё забронирую. А теперь вызывай «скорую». А я в травмпункт поехал. Пока!

– Пока!

11 мая

Сегодня все уже пошли в школу, а я – нет! Потому что мы прилетели из Парижа поздно ночью, и мама разрешила нам с Ленкой в школу не ходить. Ура! За последние две недели столько всего произошло, что у меня в голове – полная каша. И переварить её так же сложно, как торт Наполеон, запитый Кока-колой. Короче, посидеть один день в тишине мне не помешает. Надеюсь, сегодня меня никто не будет колыхать.

Наша бабушка Ира всё-таки загремела в больницу после нашего дня рождения, закончившегося потасовкой. Бабушка Женя сотрясла бабушке Ире сердце, но бабушка Ира в долгу не осталась и сотрясла бабушке Жене мозги. Правда, бабушку Женю в больницу не взяли, так как сотрясение было незначительным – она лежала дома, а папа за ней ухаживал. Я слышала, как он жаловался маме по телефону, что она (бабушка Женя) выпила из него всю кровь. Я представила бабушку Женю с вампирьими клыками, впившимися в папину шею. Жуть!

Мы все держали пальцы крестиком, чтобы они обе выздоровели до нашего отъезда в Париж, который папа готовил в глубокой тайне от бабушек. Если бы они узнали, им бы точно поплохело, и мы никуда бы не поехали. Я чуть было не проболталась дедушке Жоре, но Ленка вовремя пнула меня под столом. Дедушка не держит секретов от бабушки. Зато бабушка держит дедушку в ежовых рукавицах – даже когда болеет. Папа шутит, что дедушка всё время на посту – бессменно несёт вахту, бдя бабушку.