Игорь Соколов - Человек из грязи, нежности и света

– Ну, это не совсем так, – улыбнулся дядя Абрам, – насколько мне известно, деторождение вызывает боль из всех живых существ на земле, только у людей!

– А почему?! – заинтересовалась Рита.

– Судя по всему, это результат эволюции, то есть развития человека, – вздохнул дядя Абрам, – у современных людей объем черепной коробки в два раза больше, чем у Homo habilis. И деторождение еще очень мучительно еще потому, что эволюция человека, в том числе и его черепа, происходила очень быстро.

Например, американский врач Джадсон Херик сказал об этом так: «Взрывнообразный рост человека, начавшийся на более поздней стадии филогенеза – это один из наиболее драматичных случаев эволюционной трансформации, известных в сравнительной анатомии».

– Ой, ты так умно все говоришь, что я ничего не понимаю, – засмеялась Рита.

– Это хорошо, что ты смеешься, – обрадовался дядя Абрам, одна слеза все-таки прокатилась у него по правой щеке, – смех продлевает жизнь! Даже очень продлевает!

– Ясный фиг! – сплюнула на мокрую одежду Рита.

Глядя на ее обнаженное тело в полумраке будки, дядя Абрам задумался о том, что их физическая близость иногда рождает необъяснимые метафизические вещи.

Например, Рита смеется над его заумной речью, но смеется по-доброму, и выходит, что даже само издевательство может быть добрым, о чем дядя Абрам никогда не догадывался, хотя был уже достаточно мудрым и старым.

Бывшая молодая зэчка была прекрасна, и дядя Абрам был первым, кто уловил красоту ее души. Это только сначала он видел в ней глупую и непроходимо дремучую девочку-подростка, ощущая все ее недостатки, но потом замкнутое пространство безумной до чудовищности тюрьмы продюсера их сблизило и неожиданно сделало родными.

Они впитывали все друг от друга как губки, Рита от дяди Абрама его мудрость и опыт, дядя Абрам от нее жизнерадостный оптимизм и неуловимую веру в себя и Любовь, которая сделала их сильной и мужественной парой.

Они научились любить друг друга, не обращая внимания на всевидящее око продюсера, они сумели создать свой внутренний мир как надежную крепость…

Да, они постоянно занимались сексом из страха Смерти, а также из страха собственного безумия, из страха быть только животными или рабами свихнувшегося продюсера, в лапы которого они до сих пор боялись попасть.

– Скажи, а сколько человек может обходиться без еды? – спросила Рита.

– Наверное, месяц или несколько месяцев!

– А без воды?

– Без воды несколько дней, – вздохнул дядя Абрам.

– Давай в последний раз соединимся и вместе бросимся с крыши, – неожиданно предложила Рита.

– Да, ты что?! – опешил дядя Абрам. – Надо пройти этот путь до конца! Эти неудачи, испытания временные! После них обязательно будет светлая полоса!

– Ну, подумай, дурачок, если нет загробной жизни, другой жизни после этой гребанной, то зачем мы тогда живем?! – рассмеялась в отчаянье Рита.

Дядя Абрам не стал ей ничего говорить, он просто взял в губы ее сосок и втянул его в себя как неистребимое желание жизни. И Рита уже облегченно простонала.

Ее слезы высохли, сама она в этот момент показалась ему всемогущественной Богиней, способной повелевать судьбами всех смертных людей.

– Ты чудо, – прошептал он.

– А ты чудик, – засмеялась она, и ее звонкий смех как волшебная мелодия заставил дядю Абрама проникнуть в нее как в тайну Вселенной, как будто этот ее смех, продлевающий их общую жизнь был тем самым магическим заклинанием, с помощью которого люди побеждали и Смерть, и все свои напрасные страхи.

Ветер тихо шевелящий прикрытую дверь будки и создающий равномерное постукивание удивительным образом успокаивал их на какое-то мгновение, и чуть заглушал их невероятные стоны. Лоно Риты истекало безумной влагой.

Дядя Абрам ощущал ее изнутри как нежного и страстно дышащего зверька, а еще как тонкую и призрачную ткань бытия, за которой пряталось его наслаждение.

Это был миг осознания своей любви, а вместе с ним и проблеск наслаждения.

Рита первой уловила эту накатившую волну необъяснимого восторга и издала такой победный рев, что дядя Абрам тут же излился в нее и только, когда последняя капелька его семени оказалась в Рите, дядя Абрам пришел в себя.

– Я знаю, почему мы так часто занимаемся этим, – усмехнулась Рита.

– И почему?!

– Потому что мы боимся умереть, а еще мы боимся не успеть насладиться любовью!

– Может ты и права, – вздохнул дядя Абрам.

Дядя Абрам прилег на бетонный холодный пол, и положил Риту на себя, чтоб ей было мягко и тепло.

– А еще Любовь сильнее Смерти, – повторил библейскую фразу дядя Абрам, но Рита не отозвалась, она спала блаженным сном зрелой женщины, уже вкусившей радость бытия.

«А ведь она действительно сильнее, – уже задумался дядя Абрам, – если может так легко расправиться с нашим отчаянием!»

– К сожалению, их разговор был очень коротким, и поэтому мы так и не смогли установить местонахождение продюсера, – вздохнул Леонид Маркович, глядя Эскину в глаза, – а вот почему сбежала Эрика Львовна, я вам могу сказать!

Как доложил наш сотрудник, а ему об этом доложила секретарша Эрики, вчера к ним в редакцию заходил некий гражданин Секин.

О чем они беседовали с Эрикой Львовной, она не знает, но видела, что тот уходил от нее очень довольный с увесистой пачкой денег, а на Эрике Львовне, по ее словам, не было лица.

Она сразу же ни за что раскричалась на свою секретаршу, и уехала, вроде как домой, хотя после этого ее так никто и не видел! Кстати, а вам не знаком этот Секин?! – спросил Эскина Леонид Маркович.

– Нет, не знаком, – смущенно пожал плечами Эскин.

– Секин, Секин, – повторила, наморщив свой лоб Лулу, но Эскин наступил ей под столом на ногу, и она замолчала.

Алла хитро улыбалась, поглядывая то на Леонида Марковича, то на Эскина с Лулу.

– И ничего-то вы мужики не умеете, – сказала Алла и села к Эскину на колени.

Напрасно Лулу так сердито глядела на Аллу, которую так преобразила любовь, что мысленно она готова была возложить к ногам Эскина свою жизнь.

Леонид Маркович заметил это и повеселел, сказав: «За что я люблю женщин, так это за их самоотверженность!

Алла с безумной страстью разглядывавшая Эскина, как-будто не расслышала его слов.

Эскин с неменьшим вожделением пожирал Аллу глазами. Лулу напряженно молчала.

Нисколько не обидевшийся на них Леонид Маркович сказал: За что я обожаю молодых, так это за их прямоту, с какой они отдаются любовной страсти!

И тут все рассмеялись от ощущения необъснимой стыдливости, даже ничего не понимающая Лулу поддалась ощущению легкости бытия, как и самого очарования, которым веяло от Эскина с Аллой.