Вацлав Михальский - Собрание сочинений в десяти томах. Том девятый. Ave Maria

– Нюся, не крути! – с улыбкой пригрозила ей та пальцем.

– Ой, крутю! – засмеялась тетя Нюся. – Крутю – то правда. А яка муха? Та бис ея знае? Сама не пойму.

– Ладно, – примирительно сказала Мария, – хоть теперь веди себя прилично.

– Буду, – радостно пообещала тетя Нюся.

– Да, глаза у нее бесподобные, и кожа на лице, на шее еще очень живая. И где эту Лулу откопал наш тихий Мишель? Он всегда говорил о ней как-то вскользь, явно чего-то недоговаривая. Но, кажется, Лулу такой открытый человек, что сама все выложит без расспросов.

За окнами стемнело. Через полчаса Мишель и Лулу вышли из своей половины дома в общую гостиную к Марии и тете Нюсе.

– Пойду накрою на стол, – сказала тетя Нюся, удаляясь на кухню. – Камин разжечь? – крикнула она, проходя через столовую.

– Обязательно! – крикнула ей в ответ Мария и тут же обратилась к гостям: – Мадам Нюси говорит, что Лулу прекрасна, я горячо ее поддерживаю. – Лулу замешкалась в дальнем конце гостиной, у рояля, а Мишель подошел к Марии, и она его тут же спросила шепотом: – А что же вы мне сказки рассказывали про то, как укачивает Лулу в машине?

– Виноват, – вполголоса отвечал Мишель, – были тому причины. Но вы с Лулу сами разберетесь между собой.

Лулу в этот момент, как бы между прочим, провела мизинцем по черной лакированной глади рояля – нет, пыли на нем не было, ни пылинки!

– Я первый раз в жизни вижу вашу жену, какая между нами связь? – негромко спросила Мария. – Между нами нет никакой связи.

– Есть. Но я умолкаю, это только ваше личное дело. Сугубо.

– А вы интриган, хотите оживить мои скучные будни?

– Хочу. И я привез целый ящик прекрасного винтажного Порто, вам на всю зиму хватит.

– Сегодня и начнем, – при виде подходившей к ним Лулу громко сказала Мария. – Поужинаем, посидим у камина, понежимся сладостным Порто – я так полюбила это вино!

– Нам лучше не ужинать, – сказала Лулу, – часа два назад мы так плотно пообедали в придорожной таверне, что вы ужинайте, а мы посидим за компанию, да, Мишель?

– Хорошо бы, – согласился мсье Мишель, – от Парижа и до Лиона лупил такой дождь, что мы еле-еле плелись.

– По правде говоря, и нам хорошо бы обойтись без ужина, – неожиданно поддержала супругов Мария, – тем более что уже такая темень, что и не погуляешь перед сном. Нюся у меня вообще никогда не ужинает.

– Замечательно! – обрадовалась Лулу. – Тогда давайте сразу пьянствовать у камина! Наконец-то я попробую это португальское вино.

И ужинать не ужинали, и «пьянствовать» тоже как-то не получилось, хотя Порто и был очень хорош. После первых же глотков ароматного вина Мария заметила, что хорошенькая Лулу давит в кулачке сладкий зевок.

– А может, дорогие Лулу и Мишель, вы пойдете отдыхать, а завтра попьянствуем со свежими силами? – предложила Мария.

Гости с удовольствием согласились и отправились на свою половину.

Мария и Нюся еще посидели часок перед камином, потянули Порто из красивых бокалов, поговорили о том о сем, что называется, с пятое на десятое, как могут говорить без напряжения только очень близкие люди.

– Славная женщина Лулу, – печально сказала Мария, – как жаль, что даже такие красивые стареют.

– А шо значить той ислам? – вдруг спросила тетя Нюся, видимо, этот вопрос давно засел у нее в голове.

– Ислам в переводе с арабского – смиренный.

– Затурканный чи шо?

– Нет, не затурканный, а смиренный – с миром согласный, достигший смирения как духовной гармонии. Это тебе понятно, Нюся?

– Понятно-то понятно, Мария, да чего-то не все понятно.

– Тебе непонятно, а вот Франсуа стало понятно.

– Дай ему Бог, кто ж против, но я свою веру не поменяю, – твердо сказала тетя Нюся.

– И я не поменяю, но нас никто не заставляет. Вера в Бога – дело настолько личное, что, кроме самого человека, тут никто ничего решить не в силах. Ты писателя Чехова знаешь? Помнишь, я тебе «Каштанку» вслух читала и ты плакала?

– Помню.

– Писатель Чехов примерно так сказал, привожу по памяти: «Между понятиями “нет Бога” и “есть Бог” лежит огромное поле, и пройти его каждому человеку нужно одному». А еще мне нравится, как сказала наша императрица Елизавета Петровна: «Я не прорубаю окна в чужие души». Императрица и та понимала, что даже ей это не по чину. А многие любят лезть в чужие души, как к себе за пазуху…

– Мы с тобой не лезем, – помолчав, сказала тетя Нюся.

– Не лезем, поэтому и любим друг друга.

– Поэтому тоже, – после долгой паузы согласилась тетя Нюся. – Слухай, а шож получается, теперь его не рядом с Клодин, а на другом кладбище заховают?

– Конечно, у православных христиан свои кладбища, у католиков свои, у мусульман свои, у иудеев свои. А чего это тебя беспокоит?

– Да так, к слову пришлось, – отворачиваясь от Марии, на чистом русском языке и даже с какими-то не свойственными ей интонациями в голосе сказала тетя Нюся. Мария знала, что эти интонации появляются в голосе ее компаньонки всегда, когда она хочет замять разговор.

«Видно, о многом успели переговорить они с Франсуа за картами, – подумала Мария, – “как туман на рассвете чужая душа”. Что ж, это в конце концов право каждого иметь свою тайну и оберегать ее даже от близких».

– А ты представляешь, Нюся, пошла бы ты за Мишеля и не послал бы ему Бог Лулу? – нарочито переменила тему Мария.

– Плохо было бы всем, кабы я согласилась: и тебе, и мне, и ему, и Лулу, а так всем хорошо! – с облегчением засмеялась тетя Нюся, довольная тем, что разговор переменил русло и Мария не допытывается про доктора Франсуа. Поняла и не допытывается, а что-то она поняла – это точно. – Вот что, Маруся, когда помру, ты отвези меня к моим на это Сен-Сен…

– Сен-Женевьев-де-Буа. Но что-то ты рано погребальную песню заводишь?

– Может, и рано, но ты обещай?

– Обещаю, – сказала Мария бесстрастно, и разговор погас.

Пахучие яблоневые сучья в камине прогорели, подернулись пеплом, сквозь который кое-где еще просвечивали красные угольки, но их становилось все меньше, а топка камина делалась все темней и темней, хотя тепло еще шло из нее. В первый раз в жизни Мария Александровна подумала о месте, где ее захоронят. «В Париже и под Парижем не хотелось бы. В Россию путь закрыт. Поехать в Америку к Аннет, Анатолию, Лавру? Нет, там все чужое. Может, в Тунизию…»

– Пийшли, Маня, спати, – прервала ее размышления тетя Нюся, которая сама же на них и натолкнула.

– Спать, говоришь? Пожалуй.

Спали все сладко и долго, а когда проснулись, то порадовались полосам солнечного света, гуляющего по комнатам вместе с раздувающимися под свежим утренним ветерком легкими кружевными занавесями, порадовались теплу и свету нового дня. Такое утро было особенно приятным оттого, что последние две недели часто лил дождь и солнце едва проблескивало, как правило, на закате, как в тот день, когда доктор Франсуа и Мария увидели между небом и морем зеленую полосу.