Вацлав Михальский - Собрание сочинений в десяти томах. Том десятый. Адам – первый человек. Первая книга рассказов. Рассказы. Статьи

После легкого душа я поставил будильник моего телефона на шесть утра по московскому времени, задернул тяжелые портьеры на окне, чтобы мерцающий цвет рекламных вывесок не помешал мне заснуть, и лег в постель. Даже в самых дорогих отелях мира в номерах пахнет прежними постояльцами. Сколько ни проветривай, сколько ни брызгай дезодорантом, сколько ни пылесось, ни три, ни мой, все равно прежние запахи не истребишь абсолютно. Конечно, все зависит от силы обоняния и его тонкости. У меня обоняние не хуже, чем у хорошей гончей собаки, которая идет по следу. Когда-то давным-давно кто-то сказал мне, что острое обоняние признак высокого интеллекта. Я запомнил эти слова навсегда и с тех пор наедине с собой очень горжусь моим обонянием, читай – интеллектом.

Мне пятьдесят. Когда-то это считалось старостью, и сам я в юности точно так же думал об этом возрасте. А по нынешним меркам я молодой мужчина, и теперь я тоже так о себе думаю.

– Ну, что, Луи, приснись мне, пожалуйста, – сказал я негромко и повернулся на правый бок в надежде уснуть. И уснул. И Луи услышал мою просьбу и снова приснился мне под утро.

Я еще и не улетал из Москвы, а во сне оказался уже дома, и мы с Луи разговаривали в небольшом дворике моего шале.

– Понимаешь, Луи, я кое-что выяснил насчет арабских цифр. Оказалось, что цифры, которыми пользуется весь мир, вовсе и не арабские, а индийские. Возникли они в Индии, кажется, в те времена, когда Александр Македонский пытался завоевать эту великую страну, или в начале нашей эры. Теперь мне ясно, почему и сегодня в Индии так сильны математики и так высоко стоит все, что связано с этой сферой. Из Индии понятие ноль и цифры 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9 распространились дальше и дошли до Персии, которую в восьмом веке нашей эры завоевали арабы и переняли их числа и десятичный счет. Великий арабский ученый Аль-Хорезми, кстати сказать, узбек из Хорезма (ты, конечно, помнишь, Луи, что в прошлом году я летал в Узбекистан?), так вот этот ученый, который основал алгебру, в IX веке нашей эры написал книгу «Об индийском счете». Только в XII веке через мусульманскую Кордову, а оттуда через христианскую Барселону книга попала на европейский материк, была переведена на латинский и, таким образом, Европа приобщилась к индийским цифрам, которые стали называть арабскими, потому что они пришли от арабов. О, дорогой Луи! Как много в этом мире подмен! Никак не меньше, чем ложных авторитетов и сомнительных истин.

– «Все в этом мире совершается походя», – кажется, так сказал великий русский писатель Достоевский, которого очень почитают у нас в Европе, – начал я, но тут неожиданно зазвонил мобильник, и наш разговор прервался. Оказалось, что звонок был случайный, перепутали какую-то цифру и набрали мой номер. К счастью, я не успел проснуться как следует и, повернувшись на правый бок, постарался встретить Луи в дебрях моего сознания. И встретил.

– Ты очень много работаешь, а в чем смысл? – неожиданно спросил меня Луи.

– Смысл работы или смысл жизни?

– И то, и другое. Эти понятия ведь переплетены между собой, а особенно в твоей жизни, – едва слышно сказал Луи. Он всегда говорил очень тихо, как будто голос его долетал издалека.

– Дай подумать, – нерешительно ответил я. – Ты знаешь, Луи, я работаю с деньгами, но не потому, что настолько люблю деньги, а оттого, что так сложилась моя жизнь, и жизнь моего отца, и деда – это у меня потомственное. Можно сказать, что я сам не выбирал свою дорогу, а она была уготована мне предками. Ты спросишь, как я отношусь к деньгам? Очень спокойно, может быть, потому, что они всегда были у меня, есть и будут, во всяком случае, на мой век их хватит. Вот сейчас говорю с тобой о деньгах и вдруг подумал: а я ведь даже не знаю, сколько их зарабатываю. Никогда не подсчитывал. Те, кто в каждодневном разнонаправленном движении денежных дел, меня поймут, а другим, что толку объяснять. Ты знаешь, Луи, я никому не говорю об этом, но мне давно кажется, что деньги приобрели в последние годы слишком большое значение, а ведь они, всего-навсего, лишь инструмент. Деньги не должны стоять на первом месте, а сплошь и рядом стоят. Не может рубанок быть важнее плотника, а по нашей жизни получается, что может. Так от подмены понятий и авторства целых народов, я имею в виду пример с цифрами, мы перешли к подмене ценностей.

– А что ты скажешь о вечной жизни для человека? – неожиданно перебил меня Луи.

– О, это была бы катастрофа, может быть, даже большая, чем всемирный потоп!

– Почему?

– Да потому, что решать будут деньги, коварство, сила. Так что долголетие получат не самые умные, не самые талантливые, не самые добрые и достойные, не самые красивые и даже не самые богатые – в последний момент выскочки и прощелыги их обманут.

Какая-то большая серая птица пролетела в голубоватом тумане моего сна, и мы с Луи отвлеклись от темы.

– Луи, – восстанавливая разговор, – спросил я, – а как ты думаешь, коровы, овцы, козы, собаки, кошки, лесные звери, птицы, рыбы имеют душу?

– А что мне тут думать, – отвечал Луи, – я и так знаю, что имеют. «Это и ежу понятно» – как говорят опять же твои русские.

Тут-то и заверещал мой мобильник, которому я велел разбудить меня в семь утра по московскому времени. Он пищал так противно, что я проснулся немедленно, даже не попрощавшись с Луи.

Я встал так рано потому, что улетал домой и в девять утра, а по-нашему в шесть, мне нужно было быть в аэропорту на регистрации пассажиров.

Я прилетел домой еще до полудня. В нашем небольшом городе, где проживает около четырехсот тысяч человек, очень большой аэропорт. Это как-то сразу дает понять путешественнику, что город хотя и маленький, но очень непростой и не зря он известен всему миру. Взяв на парковке свой автомобиль, я с легким сердцем отправился к моему дорогому Луи. Я живу высоко на лесистой горе, и от моего дома отлично видно зеркало нашего знаменитого озера, что посреди города.

По дороге из аэропорта я как бы пунктиром думал о том, что сказали бы мои сотрудники, услышав наши ночные беседы с Луи? Подумали бы о психиатре? Я перебрал в памяти лица моих сослуживцев, кстати сказать, весьма приличных людей. Скорее всего, у каждого из них тоже есть тайные радости, которые они никогда не выплескивают на поверхность служебных и бытовых отношений. Конечно, есть, не может быть иначе… но и они, и я одинаково строго помалкиваем об этом. Как говорят русские: «молчание золото, а слово – серебро». Да, русские так говорят, но сами не придерживаются этой мудрости, а наши придерживаются неукоснительно.

Я въехал в небольшой, желтый от электричества тоннель, а когда мой автомобиль снова вынырнул на натуральный свет Божий, я прищурился и увидел перед собой лицо старика в каракулевой шапке, с которым мы коротко поговорили в трамвае, вспомнил его «всплыли легкие фракции» и засмеялся с таким удовольствием, что даже бросил руль на две-три секунды. Нет, все-таки я не очень хорошо владею русским – только сейчас я понял, что он имел в виду под «легкими фракциями», что всплыло! «Нет, народ, в котором столько самоиронии, еще далеко не сломлен», – отсмеявшись, подумал я о русских. Всякий раз, когда возвращаюсь из Москвы, у меня возникает такое чувство, будто я потерял что-то очень важное, потерял, а то и бросил на произвол судьбы. Тут я вспомнил, как однажды моя русская жена потеряла сережку, совсем недорогую, с фианитом – искусственным бриллиантом. Она искала ее, ползая на коленках по всей нашей тесной квартирке, и то и дело смахивала с лица горючие слезы.