Андрей Столяров - Обратная перспектива

Вот с такими исходными данными Лев Троцкий вступил на путь революционной борьбы.

Впрочем, первая половина его жизни ничего из ряда вон выходящего собою не представляет. Троцкий вступает в г. Николаеве в молодежный революционный кружок, арестовывается полицией, проводит около года в тюрьме, оказывается в эмиграции, где устанавливает знакомства с российскими и европейскими социал-демократами, участвует в революции 1905 года, избирается в Петроградский совет, после чего приобретает некоторую известность в России, затем опять арест, ссылка в Сибирь, между прочим в Березово, где закончил свой жизненный путь светлейший князь Меншиков, далее – удачный побег из Сибири, снова длительная эмиграция, работа в социал-демократических европейских кругах. Действительно – ничего особенного. Можно сказать, типичная биография тогдашнего российского революционера. Из ссылки в Сибири успешно бежал в свое время Бакунин, бежал тот же Парвус, кстати также входивший в период революции 1905 года в Петроградский совет, несколько раз совершал побеги молодой Джугашвили, бежал из Киевской тюрьмы знаменитый народник Лев Дейч.

Правда, у Троцкого обнаруживается явный талант оратора и публициста. Он довольно быстро налаживает сотрудничество с рядом европейских и российских газет. Статьи его охотно печатают – они темпераментны, образны, остроязычны, схватывают злободневную суть. Однако это успех в узких кругах. До европейской известности, которой обладал, например, Плеханов, ему еще далеко. Примерно то же и с его ораторскими способностями. Троцкий в этот период, несомненно, приобретает черты яростного трибуна. Забыты прежние юношеские неудачи. Уже первая проба сил в эмигрантской среде – выступление против народнического кружка Чайковского – с очевидностью демонстрирует, что взошла новая пламенная звезда. Причем тут же становятся ясными и особенности его полемической энергетики. Для Троцкого главное – не переубедить, не привлечь, а полностью сокрушить оппонента. Ради этого используется практически все – ирония, темперамент, злая насмешка, град цветистых метафор. Впрочем, это типовые особенности революционных споров тех лет. Нынешняя политкорректность тогда была не в чести. Если посмотреть, например, статьи и выступления Ленина, можно увидеть, что он тоже в выражениях не стеснялся. Для него любой оппонент – это враг, это противник, которого требуется разгромить. Данная мировоззренческая специфика, вероятно, накладывает отпечаток на всю последующую политику партии большевиков. А Лев Троцкий с первой победной дискуссии, происходившей в лондонском Уайт-Чепеле, возвращается в приподнятом настроении. Как он позже напишет, «тротуара под подошвами совсем не ощущал». Еще бы – такой публичный успех!.. С этого момента устная речь становится его стихией. Он чувствует себя в ней как рыба в воде. И однако это опять-таки не более чем заявка на будущее. Среди российских социал-демократов сильных ораторов вполне достаточно. Здесь и Ленин с его железной логикой, и Плеханов, у которого поистине европейский ум, и блестяще образованный Луначарский, и Зиновьев, и Мартов…

Пожалуй, лишь две черты придают Троцкому политическое своеобразие. Прежде всего – близость с Парвусом, который, несомненно, повлиял на него. Александр Парвус в это время – известный социал-демократ, имеющий связи как в социалистических, так и в правительственных кругах, весьма неординарная личность, к голосу которой прислушиваются и с той, и с другой стороны. У него Троцкий и почерпывает идею о перманентной революции, распространяющейся на весь мир – идею, которую Парвус в свою очередь позаимствовал из работ Маркса и Энгельса.

Потом будет много споров о приоритете. Одни исследователи будут отдавать его Парвусу, дискредитированному, впрочем, в скором времени до того, что даже упоминание этой фамилии превращается в дурной тон, другие – Троцкому, подчеркивая, что интеллектуальную арматуру данной теории создал именно он, третьи же, как, например, Ленин, вообще отодвинут вопрос об авторстве на задний план, заимствуя из обширнейшей наработки то, что им требуется в данный момент. Скорее всего, дело выглядит следующим образом: Маркс и Энгельс высказали догадку, Парвус превратил ее в идею, а Троцкий – в мощный революционный концепт. Во всяком случае, у Троцкого теперь появился собственный вклад в теорию социализма, без чего невозможен был настоящий политический авторитет.

Теории перманентной революции Троцкий будет верен всю жизнь. Именно она вознесет его к самым вершинам славы, придав силу действиям во время революции и гражданской войны. И именно она, вкупе, конечно, с иными факторами, впоследствии приведет его к катастрофическому поражению.

А вторая черта, также имевшая стратегические последствия для будущего, заключалась в его остром, зачастую враждебном противостоянии с Лениным. И дело тут было, разумеется, не в теоретических разногласиях, которые чисто формально служили причиной ожесточенных полемических битв, – обоих сжигало бешеное честолюбие, характерное, впрочем, и для других социал-демократических вождей. Даже Плеханов, выглядевший в сравнении со многими российскими революционерами как настоящий интеллигент, согласно легенде (впрочем, довольно сомнительной) в ответ на заявление одного из своих соратников о том, что Троцкий – гений, раздраженно ответил: «Я ему этого никогда не прощу». А что касается Ленина, то на вопрос, что же мешает его объединению с Троцким, он прямо ответил: «А вы не знаете? Амбиции, амбиции и амбиции». Снисходительное «батенька» он тогда еще, видимо, не добавлял. Согласно многим свидетельствам, Лев Троцкий психологически не мог быть вторым, занимая по отношению к кому-либо подчиненное положение, – он мог быть только первым, единственным, стоять выше всех. Ленин же, к тому времени уже создавший собственную политическую организацию и надеявшийся в ближайшее время единолично возглавить ее, тоже отнюдь не склонен был потесниться, чтобы освободить место для молодой и, как он считал, скороспелой революционной «звезды».

Вообще неспособность российских демократических лидеров договариваться между собой, их гипертрофированное тщеславие, стремление во что бы то ни стало, оттеснив конкурентов, выйти на первый план, являлось и является до сих пор действенным фактором исторического процесса. Оно сыграло трагическую роль не только в эпоху свержения в России монархии, но и во времена перестройки СССР, когда именно амбиции лидеров помешали создать в стране единый демократический фронт.

Обе стороны обмениваются мощными орудийными залпами. Троцкий называет Ленина «пародией на Робеспьера», «генералиссимусом, чья армия тает на глазах», утверждает, впрочем не без оснований, что марксизм для Ленина – это «половая тряпка, когда нужно демонстрировать свое величие, складной аршин, когда нужно предъявить свою партийную совесть». «Все здание ленинизма, – восклицает он, – в настоящее время построено на лжи и фальсификации и несет в себе ядовитое начало собственного разложения».