Александр Самойленко - Долгий путь домой

– Ты же сама сказала, впечатлительный я, – попробовал отшутиться Грим.

– Фу, всё врешь ты! – фыркнула она, искоса посмотрев на Грима. Бегемот мяукнул и выпрыгнул в окно.

– Видишь, Бегемот тоже так считает. Ничего, всё тайное становится явным…

Грим отмолчался, делая вид, что очень увлечен разглядыванием фотографии, на которой были важный, с пышными бакенбардами мужчина в сюртуке с цепочкой от часов и женщина в богатом, до пят, платье.

– А это мои дедушка с бабушкой. Он в революцию уехал из России. Бабушка осталась, она беременная была, маму мою носила, он ей сказал, что время смутное, в дороге всякое может случиться и ей лучше остаться, родить здесь, а он потом их заберет… Бабушка родила мою маму, ждала-ждала, а дед не появился, исчез бесследно. То ли убили его в дороге, то ли он их бросил – неизвестно. А вот моя мама…

На Грима ласково, с нежной улыбкой смотрела молодая чудной красоты женщина с явными чертами лица Машеньки.

– Боже мой, ты просто копия своей мамы! – воскликнул Грим, уставившись на Машеньку.

– Какая грубая лесть! – отмахнулась Машенька. – Маме здесь тридцать лет, а я пенсионерка. Что, такая я хуже?

– Лучше! Ты лучше! – пылко сказал Грим. – Ты не пенсионерка, ты… графиня!

– Тьфу! – опять фыркнула Машенька. – Что-то заклинило тебя на этом графстве! Вот, смотри, а это мой папа…

Грим увидел портрет полковника КГБ… Задумался. Осторожно произнес:

– Граф, он же и полковник КГБ… Надо же, какой поворот.

– Да-a, это история для нас с мамой загадочная и печальная. – Машенька погладила ладонью портрет отца. – Мы с мамой не знали, что он полковник КГБ. Для нас папа был доктор исторических наук, работал замдиректора в НИИ истории и этнографии. Он часто и надолго уезжал, говорил, что в какие-то экспедиции. А потом нам сказали, что он был резидентом в Европе, работал с русской эмиграцией. Там его раскрыли и убили. Какой-то внук казачьего атамана папу застрелил. К нам генерал приезжал, всё рассказал, привез папины ордена, спрашивал, не надо ли нам чего. И подписку с нас взял о неразглашении, её срок кончился только в прошлом году…

– Да-а. А с мамой что?

– О-ох, – вздохнула Машенька. – Это вообще был такой кошмар… Мама как-то странно отреагировала на эту историю, она на папу, представь себе, обиделась. Всё возмущалась, терзала меня, мол, почему он её обманывал, спрашивала, как я думаю, была ли у него там женщина, а может там у него и дети были. Потом она начала ходить в КГБ с этими вопросами, кричала там, плакала, требовала раскрыть всё. Угрожала им, что, мол, в газету пойдет. И пошла, рассказала там, что она жена кэгэбэшного разведчика, которого убили в Париже, представляешь!?

Из редакции сразу позвонили в КГБ, те приехали и увезли маму в психушку. Мне сказали, чтобы я не волновалась, мол, ничего страшного, просто у мамы психическое расстройство, и ей надо подлечиться. Сказали, что через неделю я могу её навестить, а пока ходить не надо, у мамы сейчас обострение. Я и не пошла. А она там ровно через неделю умерла. Так они её сами похоронили, быстро, вроде как тайком от всех. Меня только к гробу уже на кладбище привезли, показали и закопали… Мне сказали, что подписка о неразглашении на меня тоже распространяется и продолжает действовать. Вроде как дали понять, чтобы я помалкивала…

Она замолчала. Грим, впечатленный услышанным, сидел, нахмурившись. Так, прижавшись плечами друг к другу, они долго молча смотрели в окно, в синюю ночь, в которой самозабвенно перекликались трелями счастливые соловьи…

Поодаль от школына скамейке сидел человек в круглых, как у черепахи Тортилы, очках, с набок съехавшей на лысине мятой кепочке. Сидел, сжимая ногами потасканный портфельчик и постукивал по ладони свернутой в трубку газетой. Натуральный ботаник. Или провинциальный учитель. Это был Клычов. Он с утра пораньше обосновался на этой скамейке напротив входа в школу в ожидании директора и сейчас, от нечего делать, наблюдал за молодой полной бабёнкой, которая нервно вышагивала туда-сюда у входных дверей в школу. За углом, переминался с ноги на ногу, будто ему было невтерпёж по малой нужде, юный обалдуй. То и дело он, вытягивая, как тощий гусак, шею, выглядывал из-за угла и отрицательно качал головой женщине – директора пока не вижу! Клычов понял, что толстая – мамаша этого прыщеватого акселерата, и сейчас будет сцена дачи взятки за выправленный аттестат.

Директор шагал широко, весело, беспечно, радуясь солнцу, зелени, вообще своей молодой удачной жизни. И, двигаясь так, ударился в полненькую, которая встала перед ним стеной, цепко ухватила его под локоть, что-то зачастила. Директор склонился к ней ухом, согласно кивал, по всему было видно, понимал суть происходящего. У входных дверей они стиснулись плечами и бёдрами, скрывая от любопытствующих свою манипуляцию. Но Клычов увидел, как конверт белой птицей юркнул во внутренний карман пиджака директора. Теперь была его очередь. Он подхватил свой тощий, явно пустой портфельчик, и двинулся в школе. Полненькая была вся в неге от удачи, расслабленная, будто директор школы только что доставил ей большое женское удовольствие.

– Что, взял? – спросил Клычов, прохода мимо. Женщина в ужасе отпрянула от него. В школьном вестибюле он прислушался и пошел на звук шагов директора. В школе не было ни души, только топающий директор и неслышно идущий вслед за ним Клычов. Он поднялся на второй этаж, в середине коридора в открытой двери мелькнула спина директора. В его приемной Клычов постоял немного, прислушиваясь. Услышав, что директор сел в свое кресло, Клычов шагнул в кабинет, натянув на лицо радостную улыбку.

– Приветствую вас, коллега!

Директор как раз вытаскивал из конверта купюры. Увидев прущего на него через кабинет хромого, очкастого, в жёваной кепчонке мужика, он вздрогнул, бросил конверт под стол. Сдавленно просипел:

– Простите, не припомню…

– Мы с вами коллеги, я из соседней области, завуч средней школы, историк, Юрий Сергеевич Брунько, можно просто Юра! – выдал длинной пулеметной очередью Клычов, сел по-свойски – коллеги же! – и опять нажал на гашетку, не давая директору опомниться. – Узнали о вашей идее педагогического театра одного актера! Театрально-психологическая увертюра к уроку истории! Вы новатор в педагогике! Это ноу-хау!

Директор расслабился, откинулся на спинку кресла, продолжая прижимать подошвой к полу конверт. Пошутил, но не без гордости:

– Да-а, пошла слава по Руси великой!

– Еще как пошла! – льстиво продолжил вдохновлять директора Клычов. – Я по обмену опытом, мы бы хотели подхватить ваше… – тут Клычов запнулся, не зная, как назвать всю эту чертовщину с превращением укравшего два миллиона евро в классиков марксизма-ленинизма, но быстро нашелся: – Ваше изобретение! Вы не могли бы дать нам координаты этого мастера, мы бы его подключили к нашей работе.