Александр Самойленко - Долгий путь домой

Он неслышно и незаметно проскользнул в первый ряд захоронений. По-черепашьи высунул голову за бордюр аллейной дорожки и увидел удаляющихся к кладбищенским воротам людей во главе со священником и человеком во фраке, вокруг которого, как привязанные, шли охранники, тоже в черном, два шкафа-мордоворота. В человеке во фраке он сразу узнал Лядова Матвея Алексеевича – местного олигарха, «владельца газет и пароходов», депутата заксобрания. Лядов бывал в театре на премьерах, торжественных сборищах, всегда сидел на виду в первых рядах, и Грим хорошо запомнил его. В городе его называли Блядов. Сейчас он бережно держал под руку священника в торжественном по случаю поминальной молитвы одеянии и что-то бубнил ему на ухо. Позади этого VIP-тандема семенил уже знакомый нам и Гриму знаток сиятельных родословных Ефим Иосифович Ройзман.

Грим обозрел пространство вокруг и обнаружил прямо напротив своего жилища столбик, увенчанный вывеской с каким-то текстом. Текст гласил: «Мемориальная аллея-пантеон славных граждан, внесших большой вклад в могущество земли русской. Охранный знак установлен по инициативе и на средства губернского дворянского собрания решением городской мэрии. Охраняется государством».

Последние слова произвели на Грима неизгладимое впечатление. Он выпятил нижнюю губу, важно покачал головой, пробормотал:

– Мемориальный ты наш! – имея в виду себя, скользнул в тесный проем между древними могилами и исчез также бесследно, как и появился.

Ослепительносияло солнце. Лучи пронзали небеса и зеленеющее пространство над землей, струился теплый нежный ветерок, пошевеливая молоденькие листочки. Посреди этого благолепия, на скамейке, теплом и светом наслаждался кладбищенский смотрящий Михалыч. Голый по пояс, босой, раскинув руки по сторонам на спинку скамейки, запрокинув голову лидом к солнцу, он пребывал в полной нирване. На его груди, сквозь седоватую шерсть, проглядывала татуировка храма с тремя куполами. На левом предплечье, выше сердца, грелся на солнышке Сталин. Правое плечо венчал безымянный иконописный лик… Иногда Михалыч скрёб пятерней волосатую грудь и подмышки, при этом раздавался капустный хруст, и сладостно вздыхал. Грим тихонько присел рядом, приветливо молвил:

– Бог в помощь!

– Таскать вам не перетаскать, – весело отшутился Михалыч с намеком на профиль своей работы. Грим весело спросил:

– Шеф, и что это было? – имея в виду проплывшую мимо его пристанища процессию. Михалыч с явным сожалением вынырнул из нирваны, встал, накинул рубашку, поскреб на этот раз череп, поросший рыжеватым ёжиком.

– Это щастье твое подвалило. Пойдем в офис, разговор есть.

«Офис» кладбищенского смотрителя Михалыча находился слегка в стороне от центрального входа на кладбище и представлял собой весьма просторное, основательное помещение, сложенное в два кирпича, будто крепостной пакгауз. В ближней ко входной двери, меньшей по площади половине, размещался кабинет для приема посетителей. Здесь были столы, с большими, в старину их называли амбарными, книгами, сложенными стопками по алфавиту, стеллажом, над которым висела табличка «Архив», фотографиями «продукции» похоронного сервиса – оградки чугунного литья, памятники, плиты-заготовки надгробий и прочие аксессуары… В большей половине офиса, отгороженной от конторы глухой стеной с отдельной входной дверью, были жилые апартаменты Михалыча – с приличной мебелью, телевизором, холодильником, рукомойником. Имелся даже туалет-септик, под который прямо за стеной была вырыта сливная яма.

Применительно к месту обитания Михалыча слова «офис», «кабинет», «апартаменты», «септик» звучали иронично, даже карикатурно. Но Михалыч настаивал именно на этих словах. Говорил назидательно:

– Выражаться надо культурно. С людьми работаем!

Деньги погост давал немалые, и порядок у Михалыча во всех вопросах был идеальный. Депутат Лядов Матвей Алексеевич, публично озвучив социальную инициативу на тему «Все для блага народа!», взял у властей городское кладбище в «доверительное управление». Он жестко зажал в один – свой – кулак всех кормившихся вокруг погребений, выстроил удобную для таких случаев схему действий, даже открыл цех чугунного литья и поставил над этим делом смотрящим Михалыча.

– Молодец, Блядов! – сказали и граждане, и чиновники. И только Михалыч называл Лядова почтительно и по-домашнему – Лексеич. Потому что в лихие 90-е они на пару проходили по одному уголовному делу. Лядов предложил Михалычу всё взять на себя, пообещал быстро вытащить его из зоны, а сам так и прошел свидетелем. Слово свое Лядов сдержал. Через полтора года Михалыч откинулся «за недоказанностью» при кассационном рассмотрении дела в Верховном суде. Лядов нормально отстегнул Михалычу «за понесенные страдания», взял его в свое дело, представил «коллективу» как лучшего друга. А потом поставил смотрящим на городском погосте.

Все головные боли, суета, неизбежные в такие минуты метания граждан по городу кончились. Лядов дал команду начальнику своей службы СБ – и на кладбище прекратился вандализм, здесь перестали появляться бомжи и забулдыги, за что получил благодарность от полиции «за активное содействие в обеспечении общественного порядка».

Теперь людям было достаточно подъехать к Михалычу – индивидуальному предпринимателю «ИП «Вечная память», назвать день, выбрать по деньгам могильное убранство, оставить свой телефон и – всё, дальше процесс тёк как бы сам собой. Михалыч в такие дни был для убитых горем граждан добрым волшебником. Он мог и делал всё. Для слабых здоровьем обеспечивал на похоронах медсестру, находил священника для отпевания, подгонял куда скажут потребный транспорт, заказывал поминки… Люди испытывали огромное облегчение, говорили Михалычу, что сами они никогда бы всё это не провернули, и не скупились на деньги. Михалыч скорбно отвечал: «Если что, я всегда к вашим услугам…» и совал деньги в карман, не считая. Все вышеперечисленные, кого Михалыч обеспечивал заказами, включая священника, тоже платили ему, по пятьсот рублей с носа – за гарантию заказа.

Считал он доход вечером. Деньги «на карандаш» никогда не брал, оборот держал в голове. Расчет по договоренности с Лядовым был простой. В месяц Михалыч должен был отдавать Лексеичу двести тысяч, за которыми приезжал начальник СБ Клычов. Остальное Михалыч мог оставлять себе. «Остальных» денег набегало столько же, особенно весной и осенью, когда люди мёрли особенно шустро. И Михалыч был доволен.

Сели.Михалыч налил в кружки чай, подвинул к Гриму хлеб, колбасу, мёд. Спросил:

– Видал человека во фраке?

– Это которого мордовороты сторожили?