Юрий Тупикин - Вольные повести и рассказы

Моё имя не Алла, а Таня. Алла для Аллочки, шеф придумал для привыкания. Женя меня обожает. Скоро мы женимся. Он не знает мою болезнь. Я скрываю. Это синдром. Дикий сидром. Говорю тебе первому. Как другу. Мои слова никто не услышит, если их не повторишь ты сам. Мне надо сказать, чтобы освободиться. Поможет, не знаю. Перед моими глазами повторяются сцены надругательства звероидов над мамой. Долгое время я содрогалась при возникновении этих сцен. А потом я стала привыкать к этим сценам и старалась сама вызвать их в памяти. Ужас в том, что я стала испытывать желание самой испробовать групповое насилие звероидов… Мне хочется долго и много… Женя, не зная, точно назвал: я бешусь, это болезнь… Порой мне кажется, мама кусала их от болезненного нежеланного сладострастия. Почему бы тогда им смеяться? Они чувствовали это и наслаждались этим…

Алла, ставшая Таней, умолкла, а через мгновение она зарыдала. Слёзы крупно текли по её щекам. Это была жуткая исповедь. Любан при всём своём романтическом воображении никогда бы не смог подумать, какие страдания перенесла эта цветущая девушка. Он был потрясен. Её надо лечить.

Мало-помалу девушка успокоилась. Видимо, и душа её, сосредоточенная в синих глазах, нашла частичное очищение в тех горько-солёных слезах. В ней очнулся синдром, и он, синдром, будто бы тоже озверел. На глаза наплыла мутная пелена, и они закатились. Она металась, словно желала разорвать в клочья свой безукоризненный первоисточник. Словно свидетельствуя о намерении наказать звероидов, чудовищное отродье наполнилось соком дуба, а природа девушки судорожно покорилась его гнусной власти… Он любил её в ту минуту так глубоко, что понял болезненное состояние её тела. Он врачевал её.

– Не спеши, моя милая, не дёргайся, здесь нет зверей, у тебя есть время, владей непрерывностью со здоровым вкусом… Ты поняла меня? – Она опасно целовала его губы. После таких поцелуев сказка обычно кончается. Но он обязал свою волю выдержать марафон. Он лечит её, как друга. Он лечит её, как свою любовницу. Шеф надеется, что он вылечит. Вылечить человека, по шефу, значит, сделать его человеком.

– Поняла…

Не сразу он догадался, к чему она сказала. Она отвечала на его глупый вопрос. Задав себе цель, он прибег к своим средствам. Средства заключались в том, что он умел заставлять свою чувственность отключаться от любодеяния. Он стал размышлять обо всём на свете, сублимируясь в абстракции. Вначале он усмехнулся: впервые свою способность он применял по медицинскому назначению…

… Она ему сразу не стала чужой. С первого взгляда в приёмной, когда он пришёл за работой, он нахально подумал: «Вот бы какую!» Потом он называл её породистой теличкой и классной девочкой. Потом шеф всё время старался подсунуть ему свою любовницу. Однажды, тоже с подставы шефа, было безумие на дорогой шубе. Оказывается, безумие было у этой девушки, а он обезумел от неё. Опять подтвердилась русская мудрость. Он поэтизировал её тихой, чистой, русской красавицей. Она оказалась тихим омутом, перенаселенным чертями. В омуте оказалась болезнь. Приобретенное бешенство плоти. На глазах мужа и дочери, втроём, по очереди или одновременно. Звери. Звери лесные и горные. Звероиды. Даже цепь не снимали с ноги. Звероидный мазохизм. Бандитский мазохизм. Мать кусала их от насильственного сладострастия. Иначе, по Тане, почему бы они смеялись? Подонки. На глазах у мужа и дочери. Даже приматы-самцы не выдерживают испытание, их сердце поражает инфаркт. Они чувствовали её сладострастие. Неужели бывает? Надо спросить у врачей. Отец обязательно отомстил бы. Наверное, месть на совести шефа. Он взял у того арсенал, а у его жены он взял дочь. Он обязан отомстить. О-хо-хо! Кому мстить в нашей России? Звероидов становится всё больше и больше. Шеф не пойдёт. Месть исключается. Звероидам смерть бы звероидов. Но и он не будет помогать шефу в его отмщении. Он будет врачевать Таню… Какое-то созвучие происходило меж ними; силясь в догадке, он не улавливал его.

Таня периодически вздрагивала, вскрикивала, взвизгивала, глухо мычала. Это нормально. Обычно мычат на здоровье…

– Не спеши! У тебя не отнимают. Тебя не гонят. Это любовь. В любви разумное наслаждение. Открой глаза. Смотри на меня. Не стыдись. Всё пройдет. Я тебя излечу. Поняла?

– Поняла… – Она открыла глаза и вновь их закрыла. В глазах были жадные мутные черти. Хитрый шеф додумался до болезни, а сам излечить не мог. Кишка тонка. Послал к нему… Значит, сильно надо любить, чтобы любовь свою подставить оздоровляющему гувернёру. Он оздоровит его Таню. За одни синие глазки. Таких синих нет ни у кого, только у мультиков, и у неё… Да, глаза! Что же глаза? Глаза – душа или её обитель? Не однозначно. Глаза в глаза – любодеяние на небесах; зажмуркой могут неумелые неофиты. Он обязательно научит свою невесту любить его с открытыми глазами. Душа может смотреть зверем, бесом. Но это видимость. В душе не бывает бесов. Бесов нет. В душе гнездятся нечистые духи. Это-то и выглядывает мутно и злобно. Мутная злоба – фотография звероидов. Насадив в души людей злых нечистых духов, додумались изгонять из них бесов. И много веков преуспевали… Изгоняя бесов, калечили душу и убивали тело. Бесы есть злобные духи, бесами стали люди-звероиды, народные образы стали монстрами жизни. В Таню проникли те самые духи. Они осквернили Танину душу. Этих духов надо изгнать силой добра? Вряд ли можно. Но у него нет иного. Слава Дубине! Дед мой могучий! Помоги мне справиться с нечистью в Танином теле! Дай мне силы справиться с ними!..

– Хорошо, хорошо, вот так, спокойнее, мёд едят малыми дозами, всё пройдет, но надо однажды пресытиться до одурения и всё войдет в норму… – говорил он с уверенностью, словно он был психотерапевтом или сексопатологом. И поглаживал её волосы и другие места…

– С первого раза не очунеешь, устроим ещё сеансик, двух-трёх сеансов будет тебе за глаза, моя девочка. Клин клиньями выбивают, выбьем и твой. Очунеешь да очунеешь… Ну вот, молодчина, бесись, бесись… Терпи, терпи, терпи…

Сколько же она будет?!. Себе во вред он терпел. Он терпел ей на пользу.

– Я отдохну…

Наконец-то! Он повернул планету Земля вокруг оси и попросил: – Взлет!.. И глаза!

Она поняла. Она всё понимает. Самые понятливые женщины – секретари. Она вскинула крылья к самому солнцу, а он, напротив, не мешкал с проходом в нижнюю мантию…

– Глаза, глаза! Смотри мне в глаза! – а сам врубился буром во внутреннее ядро земли, и, видимо, пробурил его, как яйцо, потому что природа планеты закричала дурным голосом. Но он не сомневался в своей люботе, он сделал, как любит природа. Он знал, и пусть теперь знает и каждый, что и дурной голос природы может быть вестником здравого смысла. Жаль, что он, немного разбираясь в душах, не разбирался в природных катаклизмах. По всей вероятности, это был какой-то каскад толчков земных недр, разрядов или одно непрерывное землетрясение. Природа хотела долго и много, она получила всё, что хотела и проявилась так, как хотела.