Аякко Стамм - Право на безумие

– Скажите, вы знакомы с подсудимым? Суд интересует именно этот человек, а не другие ваши знакомые.

– Да, он знаком мне, – ответила Инга, ещё раз осмотрев Богатова.

– И вы можете сообщить суду его имя?

– Не уверена… Он назвался Аскольдом… Но я думаю, это вымышленное имя.

– А почему вы так думаете? – искренне удивился Пётр Андреевич.

– Ну, так уж повелось,… клиенты, как правило, представляются вымышленными именами… да и само имя редкое… древнее какое-то… я думаю, так уже не называют давно.

– Простите, вы сказали «клиенты»… – уточнил Берзин. – Это означает, что подсудимый является вашим клиентом, я правильно понимаю?

– Да, – утвердительно сказала женщина. – Он мой клиент… Был, по крайней мере.

Пётр Андреевич прошёлся ещё раз мимо трибуны, помассировал лысую голову и снова остановился.

– Прошу простить меня, но я вынужден задать этот вопрос, – проговорил он несколько виновато. – Можете вы назвать суду род вашей деятельности?

– Да, могу, – совершенно спокойно согласилась Инга. – Я проститутка.

По залу прокатился ропот неодобрения. Но исключительно женского неодобрения, мужчины же предпочли помалкивать.

А Пётр Андреевич продолжил свой допрос уже более спокойно. Очевидно, он перешёл только что тот рубеж, который так затруднял, сковывал его вопросы, и теперь руки у него были развязаны.

– Скажите, свидетель, как вы можете охарактеризовать моего подзащитного – вашего клиента?

– Ну, как я могу охарактеризовать?… Хороший мужчина… я его надолго запомнила…

– Можете поконкретнее? Что означает «хороший мужчина»?

– Протестую, Ваша Честь! Защита превращает уважаемый суд в балаган!

– Протест отклонён! Продолжайте, Пётр Андреевич, но не забывайте, что здесь всё-таки суд идёт.

– Благодарю, Ваша Честь, – поклонился Берзин. – Я всегда помню об этом.

Пётр Андреевич вновь повернулся лицом к свидетелю, подошёл к трибуне, положил правую ладонь на её край и доверительно, как старой знакомой, посмотрел в глаза Инге.

– Вы хорошо поняли вопрос? – спросил он тихо. – Или мне уточнить его?

– Я поняла, – ответила женщина, кивнув очаровательной головкой. – С нами ведь не церемонятся… проститутка почти не человек… так, средство удовлетворения. А клиенты разные бывают… попадаются вообще ненормальные, полные извращенцы. И каждому угодить надо. С жёнами своими да с любовницами не позволяют себе лишнего, этикет соблюдают. А на нас потом отыгрываются… с нами-то всё можно. Ай… – махнула она рукой, – и вспоминать не хочется, я уж забыла, когда последний раз без синяков и слёз засыпала. Я вовсе не жалуюсь, не подумайте, сама выбрала такую профессию, хотя, не от сладкой жизни, конечно… выбора особого не было. Но не в этом дело… Просто… Понимаете, Аскольд совсем другой, не как все. Не знаю как и сказать-то… но он будто бы… любит… понимаете? Вот сама знаю, что никаких таких чувств нет и быть не может. Ну кто я ему? А всё равно… закроешь глаза, расслабишься… и всё кажется, будто в первый раз… будто с любимым. Такой он ласковый, внимательный, нежный. Вот повезло ж кому-то…

– Простите, свидетель, – перебил её Пётр Андреевич, опасаясь нового протеста, – а не замечали вы в моём подзащитном каких-нибудь агрессивных проявлений? Или каких-нибудь садо-мазохистских желаний? Может, он вас бил… или как-то иначе?

– Да что вы? – вступилась Инга за Богатова. – Я же говорю, ласковый и очень нежный… будто… любит… Я потом сама ему несколько раз звонила, приглашала…

– И сколько раз вы были… вместе? – поинтересовался Берзин.

– Да всего-то один раз и было… – с сожалением ответила она. – Но запомнилось надолго…

– А как давно состоялась эта ваша встреча?

– Да зимой ещё… с полгода уж…

– Благодарю вас, Инга, – поклонился ей Пётр Андреевич. – У меня больше нет вопросов.

Настала очередь прокурора допрашивать свидетеля. «Что же он затевает, этот хитрый лис? – недоумевал про себя Петрович. – Ведь совсем не опровергает обвинение. Лажу какую-то гонит… Ну, ласковый,… ну, нежный… Будто нежный не может убить, если ему приспичит. Я и сам ласковый, но доведи меня до белого каления, рука не дрогнет».

И Порфирий Петрович скосил подозрительный глаз на Берзина, пытаясь проникнуть в его тайный замысел, рассекретить, вскрыть и обезвредить заблаговременно убийственными контрдоводами «из рукава». Но Пётр Андреевич оставался, как всегда, невозмутим, несколько рассеян, погружён в свои всегдашние бумаги. «А может, и нет ничего… – подумалось ему успокоительно. – Блефует старик, делает вид только. А сам уж давно всеми мыслями на пенсии, со своими картинками».

Порфирий Петрович встал из-за стола, вышел на середину, даже попытался помассировать череп… но, поймав на себе улыбающийся взгляд Инги, спешно вернулся на место.

– А знаете ли вы, свидетель, – наконец, задал он свой вопрос, – что проституция в нашей стране не разрешена? Нет такой профессии.

– Вот видите, какая несуразица, – свидетель сразу нашлась, что ответить, – профессии нет, а проститутки есть. И особым спросом, как ни странно, пользуются именно у служителей закона и правопорядка. Эти – наши самые частые, самые привилегированные клиенты…

Порфирий Петрович сглотнул комок, а вместе с ним и свой следующий вопрос.

– Я не имею больше ничего к данному свидетелю, – сказал он и отвернулся.

Инга ушла, провожаемая жадным мужским вниманием.

– Защитник, у вас будут ещё свидетели? – спросила судья.

– Да, Ваша Честь. У меня остался последний свидетель, который прояснит нам, я надеюсь, всё окончательно. Но прежде чем вызвать его, я хотел бы задать пару вопросов обвинителю. Он вёл это дело, будучи следователем, много общался с моим подзащитным. Порфирий Петрович всем известен как тонкий, знающий психолог и может нам прояснить некоторые особенности характера подсудимого. Мне представляется это весьма важным, к тому же не займёт много времени. Порфирий Петрович, всего пару вопросов о личности моего подзащитного… Вы не возражаете?

Обвинитель, весьма польщённый характеристикой тонкого психолога, несколько растерялся и даже не знал, что ответить. С одной стороны, он допускал от Берзина всякую каверзу, подвох и даже прямую провокацию. Но с другой стороны, что могут изменить какие-то два вопроса? Причём он на данном процессе обвинитель, а не свидетель, присягу не давал и волен не отвечать на те вопросы, на которые отвечать не хочет…

– Порфирий Петрович, – продолжал настаивать Берзин почти просительно, – это даже не вопросы… так, некая консультация, в которой я от вас крайне нуждаюсь. Могу даже обещать, что защита примет ваше мнение, как окончательный вердикт.

Обвинитель поправил галстук, придал телу внутри просторного кителя особо респектабельное положение и снисходительно улыбнулся.