Элеонора Кременская - Пьяная Россия. Том второй

«О чем ты думаешь?»

И, если ему насмешливо отвечали, что ни о чем, он вскакивал и кричал исступленно:

«Человек не может ни о чем не думать!»

И убегал, не в состоянии удержаться в рамках нормального поведения. Можно было бы все списать на его больное сознание, но согласитесь, не каждый сумасшедший ведет себя подобным образом и не каждому доступны такие уникальные способности, как чтение мыслей и изменение собственного роста и много еще чего такого о чем в обывательском обществе не принято говорить, слишком страшно…

* * *

Кузя, добродушный и живой малый любил при разговоре похлопать собеседника по плечу, чем вызывал у одного из своих дружков бурное негодование. Гордый и заносчивый он никак не мог сносить такой фамильярности, а вскакивал, гневно сверкая глазами, и кричал:

«Мне не нравится твоя привычка похлопывать! Не смей меня хлопать никогда, ты понял?»

И угрожающе нависал над Кузей. Валерка, а речь идет, конечно же о нем, Кузю ни во что не ставил. Работал он обыкновенным слесарем, связей не имел, ничем пользоваться не умел, терпел побои от своей своенравной супружницы и скрывался подчас у друзей и знакомых от нее, дабы только выжить.

Добродушный Кузя соглашался с Валеркой и обещал больше не похлопывать его по плечу, да и вообще не похлопывать. Они, примиренные, выпивали, а потом опять Кузя, забывшись и увлекшись разговором, протягивал корявую свою лапу, натруженную на не легкой работе и похлопывал Валерку по плечу. Валерка, взбешенный, вскакивал, бросался прочь, исчезая из собственной комнаты иногда на целую ночь, где он бегал, автору неведомо, ну, а гость его, Кузя не обращая в принципе никакого внимания на странное поведение хозяина дома, укладывался спать, мирно засыпая где-нибудь под столом, на коврике…

* * *

Валерка совершенно не чувствовал боли. Может, он страдал истерической анальгезией, утратой болевых ощущений от заболевания тяжелой истерией, все может быть. Он был очень даже нервнобольным человеком с надломленной психикой или того хуже шизофреником с разными патологиями в мозговых сферах.

И потому абсолютно спокойно снимал кипящую кастрюлю с плиты, как говорится, голыми руками, не используя прихваток или полотенец.

Один раз в редакции «Голоса профсоюзов» перегорела электрическая лампочка в люстре под потолком. Валерка подставил стул, вывернул только что горевшую лампочку и протянул ее подоспевшей к нему на помощь сотруднице «Голоса профсоюзов» с тем, чтобы взять у нее новую лампочку. Она, видя, что Валерка спокойно держит перегоревшую лампочку, взяла ее и тут же отбросила, взвыла не своим голосом. На что Валерка искренно удивился, горячо? И, как? Горячо?! И оглядел собственные ладони, никакого ожога он не увидел…

* * *

Светка, веселая, разбитная бабешка, этакая неунываха пришла утром на работу, в «Голос профсоюзов». Распахнула двери кабинета, посмотрела пьяными глазами, икнула и уже хотела пройти внутрь кабинета, где работала в довольно-таки тесном пространстве вместе с Валеркой и еще одной наборщицей за компьютерами. Как Валерка вскочил со своего места и кинулся из-за компьютера куда-то мимо Светки, на улицу.

– Ты куда это в разгар рабочего дня? – остановила его Светка.

– Да вот мышка сдохла, – протянул ей коробку Валерка.

Светка панически боялась на свете только двух вещей: отсутствия денег на бутылку и мышей. Второго она боялась больше, потому что первое ей всегда, хотя с трудом удавалось преодолеть.

Светка завизжала, шарахнулась, обширным задом снесла «мазуху» со стола.

– Да ты чего, Светка? – удивился Валерка.

– Убери это от меня! – визжала Светка, дрожа от отвращения и не сводя округлившихся глаз с коробки, которую держал Валерка.

Подоспевшая помощь в виде редактора разрешила непростую ситуацию. Редактор раскрыл коробку, в коробке оказалась компьютерная мышка, ею и потрясли перед носом перепуганной Светки. Кстати, Светка благодаря такому обстоятельству жизни абсолютно протрезвела, что, явилось поводом задуматься тому же Валерке, а что, если он, сам не зная того, выработал своеобразный способ протрезвиловки страхом, а?

* * *

Сашка, друг Валерки, пьяный, приперся ночью к нему в общагу. Жена выгнала, идти больше было некуда. Двери оказались заперты, вахтерша видела десятые сны. Сашка потолкался, потолкался, встал под окнами и заорал во всю мощь своих легких:

«Валерка, б… такая! Открывай!»

И орал, пока не разбудил всю общагу. Люди высовывались из окон, возмущались, глядели на Сашку с нескрываемым омерзением. Рубашка у него была распахнута, потому что Сашка имел несчастье привыкнуть к куртке на кнопках и рубашки на пуговицах не воспринимал, а рвал их в надежде, что они непременно расстегнутся, всегда кто-нибудь или он сам, вечно пришивали ему пуговицы и вечно искали эти самые пуговицы, где угодно и когда угодно. Ботинки свои он имел привычку снимать и в гостях, и на работе, и где попало, терял их, ходил в продранных носках по городу, сверкая грязными пятками. Очки у него бывали разбиты, одного стекла не было вовсе, а второе покрылось замысловатыми узорами трещин. В нечесаных волосах запутался сор и почему-то перья, как будто он только что вылез из курятника…

Итак, Сашка орал:

«Валерка, б… такая!»

Потому что по большому счету Валерку совершенно не уважал, относился к нему более чем презрительно. Но желание добраться до горизонтального положения, непременно выспаться в постели или хоть на матрасе и необходимость опохмелиться, привели его к общаге Валерки, где все это имелось, конечно, он нисколько в этом не сомневался. Наконец, он добился своего, Валерка проснулся и был куда как рад видеть Сашку. Раскатистое: «О-о-о!!!» раздалось из его окна, перебудив остальных спящих в общежитии, людей. И радостное: «Саня!» добило тех, кто попытался в силу своей глупости проигнорировать выходки двух пьянчуг.

* * *

Сашка однажды поселился у Валерки в комнате. Был он человеком веселым и терпеть не мог зануд. Ну, а Валерка, между нами говоря, был именно занудой. Он мог свести с ума кого угодно и сводил-таки, старые друзья убегали от него без оглядки, а новые исчезали также быстро, как и старые, едва только поняв, что за человек этот Терпелов.

По вечерам, напившись пьяным, Валерка очень страдал. Он пил каждый день и любил себя пожалеть. В такие минуты он рассказывал случайным собутыльникам, что обе жены его бросили, врал про чужих детей, говоря, что это его дети и старался не вспоминать про родных. Одним словом, путался в собственных показаниях и, в конце концов, так запутывался, что замолкал, вытягивался на кровати, складывал руки на манер покойника и трагически поглядев с минуту в потолок, наконец, засыпал.