Александр Махнёв - Жизнь продолжается (сборник)

– А маленький домик, для нужды, почему поставили? Недели полторы назад деучатки приезжали, свёклу сбирать. Вона там, прямо у деревни дело было. Крайняя хата – это Мартыновны дом. Богатая изба, добротная! На улице туалет, как дворец, почитай. Деучата к ней, мол, пусти, по делам надобно. А она – вона, в лес идите. Это деучаткам! Ну так шибко обиделись они на Мартыновну, и в обед умудрились в ейный туалет пару брикетов дрожжей бросить. Где уж достали? А можа, с собой привезли, уж и не ведаю. День-два ничего, сыро было. А аккурат к среде, да ещё поутру, як солнышко вышло, как попрёть, да как попрёть! Вонища… Да всё на огород, на огород!!! И смех и грех… Дык председатель говорит, дешевле на каждом километре по туалету поставить, чем с Мартыновной бодаться. Вот и стоит кукушатник. Хороший, видный, свежей доской пахнет.

– А ещё курсанты приезжали на днях, тоже сбирать урожай, только они свёклу выдергивали. Так те в обед, наверное, чтобы от своих командиров спрятаться, винцо креплёное по бутылкам пустым – помню, «Анапа» была – так они это вино в сифоны, как газировку, заправили. Пьют себе помаленьку, «ситро» мол, в сифоне. Пьют да пьют. А командиры сами от подчинённых тихонько по стопарикам водку наливают. Наливают и наливают. Так те ж молодыя, не понимають, в кровь все винные градусы вместе с газом и идуть. Опьянели шибко сильно. Нет, нет, не буянили. Но шибко весёлыми стали. А сидели они, так сказать, к природе поближе, вона там, на бережку речки нашей. А за речкой, аккурат в загоне, скот колхозный пасся. Так с первыми песнями всё стадо по лесам и разбежалось. По сей день собирають пастухи стадо. Два дня опосля надои напрочь упали. Во как было!

Какой там митинг! Кузьмичёвы рассказы развеселили учёный народ. Все сотрудники института рвались в бой!

Где она, эта морковь? Ну, мы сейчас…

Филончиков притормозил Кузьмича, который, почувствовав, что владеет аудиторией, увидев одобрительные улыбки на лицах трудяг, готовился ещё что-то рассказать.

Работа спорилась. Всё получалось, как и инструктировал председатель.

– Вот отсюда и до обеда, как раз полполя. Дальше кушать будем.

К обеду народ изрядно подустал. Смешков уже не было слыхать. И лишь неугомонный Кузьмич то в одном краю, то в другом с улыбкой рассказывал свои байки.

– Вот как сейчас помню…

Забирать мешки приезжал колхозный тракторишка с прицепом. Тракторист, хмурый, с весьма серьёзным и значительным лицом дядька в годах, Миронычем его звали, с укоризной смотрел, как неумело, однако со старанием, доцент Клячин и младший научный сотрудник Ковриков – это они отвечали за погрузку – забрасывали в прицеп мешки.

– Осторожно, побьёшь всё, там же морковка, а не железо. Давай, давай, кантуй, да потихоньку, осторожнее. Ничего не можете, как же так можно? Морковку и то не можете загрузить. Вучыть вас трэба. Аей-аей…

Обед прибыл на ГАЗончике председателя. Повариха Валентина, полная, краснощёкая деваха, шумно и суетливо принялась расставлять на столе миски, разложила хлеб, ложки. Появились два термоса, с наваристым борщом и чаем.

– Обед, обед!!! Поскорее! Все за стол!

Чувствовалось, что весь обеденный ритуал Валентине привычен, да и приятен.

– Садитесь, плотнее, поплотнее! Вона там ещё лавчонка, садитесь, места всем хватит. Кто за добавкой? Прошу, пожалста…

Из-за леса послышался сначала приглушённый, затем всё нарастающий и нарастающий звук.

Вертолёт.

И тут же взревел мотор ГАЗика. Председатель и сопровождающие его лица уже через минуту скрылись на лесной дороге.

– Так это военный вертолёт! Красовский летит!

– Ну, потеха, – шумно захохотал Кузьмич, – а председатель подумал, что по его душу областное начальство прибыло, и дал дёру! Ну, потеха! Смотри, за минуту скрылся, во даёт, ну, молодец…

Вертолёт приземлился на поляну рядом с дорогой. Красовский радостно подбежал к обедающим коллегам, степенно подошли пилоты.

Минут через сорок после проведённых исследований, загрузив многочисленные колбочки и пробирки с пробами, прихватив обещанную трудовому коллективу морковь, килограммов эдак четыреста, вертолет улетел в сторону города.

Всё. Обед завершён. Небольшой перекур, и народ вновь ринулся на борьбу за урожай, природа звала. Уже и результат был виден, да и границы морковного поля уже отчётливо наблюдались.

Вновь автоматические, несколько натруженные, но ставшие уже привычными за эти несколько часов движения: наклон, морковка, почистили, обтряхнули, в ведро. Полное ведро – вперёд, к мешку. Пока идёшь обратно, отдыхаешь.

Ворчливый Мироныч ещё пару раз проехал на тракторе.

– Да поживей, поживей, хлопцы, мне ещё трэба обернуться разок, поживей!

И председатель пару раз подскакивал. Опасливо поглядывая на небо, интересовался:

– Ну, как тут у вас? Молодца! Всё поспеваете, отлично.

И вот он, радостный финал. Ещё не было и шести, а поле пройдено.

Народ повеселел.

Уже и шутки, подначки, прибаутки пошли.

Скоро домой.

Те, что математики, считали, сколько тонн моркови ими было перелопачено, делили на число работающих, умножали на среднестатистический состав семей, что-то округляли и так далее.

Физики не были бы физиками, если бы не обсудили, способна ли эволюция современного мироздания оторвать, наконец, человека от сохи и создать технику, способную собирать эту несчастную морковь без непосредственного участия человека.

Связанные с исследованиями природных аномалий с удивлением, озабоченно рассуждали: почему не было, хоть и обещали, дождя – что-то ненормальное творится с природой…

Устав от собственного балагурства, у бытовки дремал Кузьмич.

Автобус, кстати, стоял наготове: водитель так же мечтал и о вечерней субботней баньке, и любимый футбол по телику посмотреть, как-никак первенство завершается.

Полная идиллия.

Сборы почти завершились, когда к бытовке в очередной раз подъехал на своей технике старый ворчун Мироныч.

Филончиков с умиротворённым видом и мягкой улыбкой обращается к трактористу:

– Спасибо, Мироныч, без тебя мы бы не справились. Техника у тебя что надо, как часы работает. Молодец!

И здесь произошло то, о чём долго ещё вспоминал весь институт. Да нет, не пару дней и не месяц – десятилетиями потом вспоминал.

Гордо приосанившись, хмуро выслушав Филончикова, Мироныч молвил свою знаменитую речь.

– Вось я и кажу [8], жалко мне вас, ох как жалко. Коли я вучылся у профтехвучылищы, то и специальность получил. На трактор посажен. Во как! Дык вот. Гляжу я на вас, жалко мне вас – вучыцца трэба!..

Мёртвая тишина…

Затем раздался хохот, переходящий в истерический вой.

Научный мир, прибывший на помощь колхозу, обучающийся с пеленок и до седых волос, очкастый, облысевший от научных трудов и поисков, хохотал гомерическим смехом.