Галия Мавлютова - Моя еврейская бабушка (сборник)

И вот по зеркалу пробежала легкая рябь, в миске появилась незримая зыбь, будто откуда-то повеяло сквозняком, хотя окна были закрыты. В то время зима еще оставалась зимой, потепления климата никто не предрекал, и нашей планете ничто не угрожало, ни с небес, не из преисподней. И вдруг внутри зеркала скользнула тень, сначала, как на фотопленке проявился неясный силуэт, и он медленно стал набирать вес и габариты. Мне стало страшно, но я тщательно вглядывалась в призрак – суженый все-таки. Лицо из колечка медленно приблизилось ко мне, наши взгляды встретились – и я вмиг узнала его. Тот самый ненавистный однокурсник, ненавидимый мной всеми фибрами моей юной души! Он не мог быть моим суженым по определению. И я благополучно хлопнулась в обморок.

Очнулась я только к середине ночи. Видимо, мерзкий однокурсник нечаянно напугал меня ранним зимним утром, страх глубоко засел во мне, а во время гадания ненавистный образ вылез из моего подсознания прямо на поверхность зеркала. Но это я сейчас такая умная и многое могу объяснить, а тогда, в юные годы, никто мне не подсказал, что нельзя вмешиваться в потусторонний мир. Людям нельзя посещать его даже изредка, пытаясь скоротать время. Нельзя этого делать и в тот момент, когда в комнате нет вина и сыра.

После этого случая я никогда не гадала. И теперь не гадаю. А очень хочется. Вдруг на закате жизни еще встречу прекрасного принца?

По приглашению американских коллег-полицейских я приехала в город Феникс штат Аризона. Кроме того, что в Фениксе проходят матчи НХЛ, больше ничего об этом городе до поездки я не знала.

Оказалось, что Феникс расположен в самой настоящей пустыне, с кактусами и колючками, сыпучими песками и ветром. В городе растут апельсиновые деревья, апельсины валяются прямо под ногами, и это все – в апреле! После долгой питерской зимы мне было нелегко адаптироваться в новом незнакомом климате (я никогда не путешествовала по пустыням), в Аризоне в апреле уже свирепствует жара под шестьдесят градусов по Цельсию, а по Фаренгейту градусник показывает все сто двадцать.

План моего пребывания американские полицейские составили довольно жестко, ни минуты отдыха. Тренировки, стрельбы, занятия в классах, совместная работа по задержанию преступников. Если учесть, что с английским языком я не дружу с детства, мне пришлось тяжко, со мной постоянно присутствовала переводчица, иногда ей надоедало переводить, и она оставляла меня в полном погружении в англоязычной среде. Дескать, разговаривай руками и ногами. Ее слова звучали, как приказ. Без комментариев. А приказ не обсуждается.

Что касается Лены-переводчицы, то когда-то ее увезли в Америку, она стала настоящей американкой, но ностальгия не отпускала ее, и она часто задумывалась, вспоминая покинутую не по своей воле родину.

Сначала я с раздражением поглядывая на спокойную и невозмутимую переводчицу, потом успокоилась и погрузилась в новую обстановку, забыв о палящем солнце, отсутствии языковых данных и прочей лабуде. Мент всегда поймет мента! Это аксиома. Ментам всего мира вообще не нужно знать никаких иностранных языков. Полицейские всех стран понимают друг друга с полунамека, с первого взгляда. Эта профессия не нуждается в переводчиках. И я бегала по полигону, влетала в американские притоны наравне с зарубежными коллегами, забывая о своей переводчице.

Американские мужчины так же, как и русские, не лишены некоторого садизма по отношению к женщинам. Это я поняла, когда рано утром они отвезли нас с Леной на стрельбище в пустыню. Набросали кучу автоматов прямо посередине полигона и предложили устроить состязание: дескать, кто лучше стреляет, американские мужчины-полицейские или русская женщина-милиционер. Переводчица побледнела и спросила меня:

– Ты умеешь стрелять из этих автоматов?

– Ни разу в руках не держала. Это какая-то новая конструкция, я даже названия не знаю, – пробормотала я, несколько смущенная сложившейся ситуацией.

После моих слов Лена ушла под навес, скрываясь от палящего солнца и заодно от предстоящего позора. Она открыла мою сумочку, достала мои сигареты и нервно закурила. Когда я увидела курящую переводчицу, я поняла, что мои дела плохи: Лена вообще не курит, в Америке немодно заниматься саморазрушением.

Я умею стрелять из отечественных пистолетов (Макаров, ПСМ и Стечкин), несколько раз на стрельбище доставался мне Калашников. Естественно, из американских автоматов мне не приходилось стрелять, а что такое стрелять из неопробованного оружия, знают лишь специалисты. Обстановка осложнялось тем, что передо мной красовались мишени, изображающие преступника с жертвой, и жертва при этом почти полностью закрывала преступника.

«Если я попаду в жертву, изображенную на мишени, то опозорюсь!» Впрочем, внешне я ничем не проявляла своего внутреннего беспокойства.

Я выбрала самый маленький автомат и, приладив его к плечу, прицелилась. Американцы весело засмеялись за спиной. Солнце нещадно палило над моей головой, но меня бил холодный озноб, ледяной пот заливал лоб и щеки.

Я еще раз оглянулась на переводчицу, угрюмо курившую в гордом одиночестве, Лена сидела спиной к происходящему, ее не интересовали мои стрелковые приготовления. Итак, помощи ждать неоткуда, надо расправляться с мишенями. Вскинув автомат и на всякий случай закрыв оба глаза, я принялась палить по мишеням. Очевидно, мой воинственный вид устрашил веселых американцев, потому что, начав стрелять, я уже ничего не слышала, ни смеха за спиной, ни голосов.

Расстреляв все патроны, я опустила автомат и медленно направилась к мишеням вместе с группой коллег-полисменов, пропустив их вперед в надежде, что позор, грозивший опуститься на мою голову, пройдет многоступенчатую пирамиду: сначала посмеются заокеанские коллеги, затем подключусь я, чтобы поддержать общее веселье. Сделаю вид, что мне не бывает страшно, дескать, ничего не боюсь, ни позора, ни славы. Я искоса взглянула на мишени.

Все пули ушли в шею, голову и грудь преступника! На всех мишенях! Изображения жертв остались в целости и сохранности! На них – ни единой дырочки! Я улыбнулась, скрывая за улыбкой нахлынувшее счастье, и бросилась под навес к переводчице. Выхватила из ее рук сигарету и выбросила в урну. Лена улыбалась. Она была счастлива, как никогда в жизни.

Я до сих пор не знаю, какой мне бог помог; русский, татарский или советский. Думаю, что это был простой ментовский бог – дескать, знай наших!

А может быть, в трудную минуту к человеку ниспосылаются небесные силы, помогающие выдержать испытание. Но я не опозорила питерскую милицию, страну и главное, не опозорилась сама. Я поглядывала на американских полицейских и надменно улыбалась. Мне захотелось еще пострелять, но я сдержала свои эмоции. Боялась промахнуться. У меня остались фотографии, запечатлевшие столь знаменательное событие. Иногда я их рассматриваю.