Валида Будакиду - Буковый лес

Потом ведьмы измельчали. Кризисы бывают не только в Греции, ха-ха-ха. Они стали довольствоваться в своих полетах метлами, кочергами, ухватами, лопатами, граблями и просто палками. Что за страсть такая к садовому инвентарю?! – Рон опять закудахтал резким, угловатым смехом, – Они то ударяли по тучам и лили на Землю дождь, то начисто выметали небо от надоевших облаков. Когда мои девчонки озорничают и балуют, земля стонет, ветры воют, а духи нечистые издают дикие вопли. Чтобы в полёте сердце стучало громче и волосы рвал ветер, они мажут себя волшебными мазями, брызгают водой, вскипяченной вместе с пеплом купальского костра и творят заговоры.

Иногда напротив, их одолевает тихая истома. Тогда они подобно облачным девам, прядут при лунном свете свою небесную пряжу, а глупые люди принимают её за туманы; они белят холсты, моют своё бельё в реках и озёрах с хрупкой водой и развешивают его для сушки на белых облаках. Так было раньше, в старые добрые времена.

Но однажды князь Володимир решил силой согнать в Днепр киевлян и пристрастить их к новой вере. Князь Володимир был расчётлив и умён, он знал: чтобы царствовать, объединив все княжества и землю в единую русскую нужна одна земля, один единый царь на этой земле и один единый Бог! Что дальше было со старыми Богами, Вальдемар тебе рассказывал. Я сам хорошо помню, как Перуна волокли топить в Днепр, и как он вернуться обещал. Дальше старых Богов запретили вовсе. Старые Боги в отместку слились с Дьяволом, ищущим себе поклонников, и теперь языческие празднества с их обрядами преследуются церковью как служение Дьяволу.

«Что происходит?», – Линда несколько раз постаралась подумать на эту тему, но ничего не выходило. Мысль убегала, глаза видели совсем другое.

Это не пятое Булгаковское измерение, и не шестое, седьмое, десятое. Они ещё несколько часов назад должны были остановиться у стеклянных дверей аэропорта «Борисполь», а Линда, удачно пройдя регистрацию, сидеть в кафетерии на втором этаже, обжигая губы, отпивать чёрный греческий кофе. Но машина с выключенными фарами всё ещё неслась на бешеной скорости, вспарывая своим килем ночь и туман. Время остановилось.

Затуманенным мозгом Линда внезапно отчётливо поняла: пока Рон не закончит свою беседу, они никуда не доедут. И не надо пристально всматриваться в окно, надеяться увидеть яркие огни терминала со, спешащими на посадку заспанными, пассажирами. Линда сидела на заднем сиденье странной машины, совершенно не ощущая ни себя, ни своего тела, словно на самом деле взбрызнулась водой, вскипячённой с пеплом купальского костра.

– Я всё поняла! – Линда не кривила душой, она действительно поняла всё. Всё, что в эти дни терзало и мучило её воспалённый мозг. Когда казалось вот она разгадка, так близка и проста, вот же они – цветные и яркие картинки, подходящие друг к другу одна продолжение второй, ан нет, снова что-то не то, – Я поняла! – Повторила она ещё раз, – Но теперь можно я на самом деле задам вопрос? Скажите, Рониэль, а я, я лично вам зачем?! Вы сказали, что я подошла по всем параметрам, тем не менее – неужели на Украине нет достойных женщин, мечтающих работать на вас? Я столько раз задала этот вопрос, что имею право знать, но мне ни разу исчерпывающе на него никто так и не ответил.

Может дело в том, что я произвожу впечатление на столько, как выразился бы Ленин Владимир Ильич, судя по всему один из ваших ближайший родственников, на столько «разбредшейся и шатающейся», на столько заблудшей и никчемной, но с неуёмным потенциалом и не нашедшей себя в жизни, что вы решили: стоит мне показать звёздное небо из окна многоэтажки с бесценной картиной на стене, как я, громко взвизгнув, повисну у партнёра на шее? Вы имели в планах меня завербовать?! И для этого надо было разыгрывать целое представление со спецэффектами?! Мегали тими му! Много чести, если перевести на русский.

– Ах, Лилит, Лилит! Не разочаровывай меня… Меня, старого и больного человека. Как ты смела подумать, что мы подкинем тебе возможность слетать на метле или посовокупляться с недалёким чёртом, хоть он ради тебя и готов откусить себе хвост?! Я рад тебе предложить совершенно другое место в жизни. Наша вера есть истинное воплощение себя, наша истина – сам протест Разума против обывательского консерватизма и рабского безволия.

В нашем нескончаемом противостоянии с потомками ущербной Евы, поклоняющихся безынициативному Христу, на самом деле как в зеркале отражается нескончаемое противостояние творческой мысли, которая тебя выжгла, испепелила изнутри и обывательской рутины, бесконечно обожаемой твоим мужем Эндрю. Человек есть одна из форм носителя Разума, а Разум каждого из нас и есть маленькая функциональная модель вселенной.

А, высший смысл существование самой женщины, это не «помощница мужчины», которая его вдохновляет и восполняет, не «помощница», предназначенная рождать, охранять, быть источником жизни и родником святости, не «помощница», видящая себя только около мужчины, для которого она невеста, супруга и мать, высший смысл существования женщины это сохранение и развитие этого Разума, которое называется Творчеством. Потенциал женщин огромен, вне зависимости есть ли рядом с ней самец, или нет, а потенциал мужчины привязан к тому месту женщины, которое напоминает косяк двери в тёмное царство Аида.

Так кто на самом деле сильнее – мужчина, или женщина?! Конечно, женщина! Ты нам нужна, ибо многое можешь для нас сделать, в ответ мы для тебя тоже многое сделаем. Ставка слишком высока. Лилит, хочешь иметь всё, абсолютно всё и без исключения? Прими своё решение только один разно запомни: однажды вступивший с нами в сделку, должен запомнить – обратной дороги нет. Эта, как её?… Твоя знакомая Дуська… Вот же бестолковое создание! Много лет она была с нами. Неблагодарность – не самое лучшее качество в человеке. Что-то у неё в голове перемкнуло, она вдруг решила, что живёт неправильно, начала пропагандировать христианство, потом вообще всё бросила и уехала жить в Грецию, не забыв, конечно, прихватить с собой «нажитое непосильным трудом» и принадлежащее далеко не ей одной. Это был очень глупый поступок. И что эта дама выиграла? Да эта, эта, которую на сидячих носилках санитары спускали в подъезде старого дома, где лестницы уже чем в подземельях. Тут она жила в особняке со всеми благами цивилизации.

Мне рассказывали о её квартире в Салониках, обвешанной образами погуще церковного иконостаса. Поехали к ней отсюда две её старые закадычные подружки, чтоб вернуть Людмилу обратно. Встретились, поговорили. Поняла она, что никогда не сможет от нас уйти, наглоталась по глупости своей таблеток и улеглась всё там же под иконами своими, чтоб отдать Богу душу. Отдала? Отдала, конечно! Только не Богу своему, а мне отдала, ибо нет у христиан большего греха, чем самоубийство. Как положено, схоронили Людмилу, не отпевая в церкви и за воротами кладбища, теперь она со мной на веки вечные. Помнишь, как санитары по лестнице её тащили? Чисто черти в ад!