Валида Будакиду - Пасынки отца народов. Квадрология. Книга третья. Какого цвета любовь?

– Пошли, если ты так хочешь! Обувь, правда вымажем…

– Да, ладно! Зато какие здесь запахи. Я, конечно, люблю клумбы с нарциссами, но эти камни – совсем другое! Можно даже представить себе, что ты вовсе не в Большом Городе, а где-то в настоящем дремучем лесу, идёшь себе, дорогу потерял, плутаешь…

Тут выходишь на смотровую площадку…

Разворачиваешься и снова заходишь, где был!

Выросла ты, Аделаида, а ума не набралась!

Так он мне и не нужен, – вяло повожу плечом я и шагаю с каменной лестницы на сочную, торчащую как зелёные спагетти, траву.

Стой! Куда пошла вперёд! – Ты схватил меня за пустой рукав жакета. – Не лезь! Ещё поскользнёшься! Давай, я пройду вперёд и подам тебе руку.

Я сама могу! Что я, по горам не ходила?! Вот когда я была в пионерском лагере в Новом Афоне, мы там ходили в гору в один монастырь. Там… – нога моя действительно поехала на влажном, скользком как масло мху. Я, взвизгнув, выгнулась, и поймала тебя за руку.

На секунду, на мгновенье, на миг я прижалась к тебе! Время остановилось. Я почувствовала в себе страстное желание, захлестнувшую всё моё существо. Всё тело пронзала слабость, ноги подкашивались, отказываясь держать, и я поняла, что ещё мгновенье и я сейчас улечу в пропасть! Мне показалось, или ты обнял меня? Обнял, чтоб я не растянулась на земле, или обнял, потому что?..

Всё это длилось не дольше взмаха ресниц.

Ого! Чуть не грохнулась! – Я отстранилась от тебя, отряхнула юбку. – Ладно, пойду сзади.

Сердце моё трепетало. Кровь прилила к щекам. Они загорелись. Ты снова протянул мне руку, и мои ледяные пальцы надёжно легли в твою нежную, тёплую ладонь. Может быть, именно тебе нужно подарить ночное звёздное небо, которое мне показал деда? То самое, которое надо отдать тому, кого полюбишь «больше жизни»? Сердце разрывалось на миллион маленьких сердечек, и они стучали каждое в отдельности по всему телу – в груди, в ногах, в кончиках пальцев. Хотелось продлить это до бесконечности, но я знала – до бесконечности нельзя, я задыхаюсь… Тело стало каким-то странно подвижным и гибким, готововым выполнить любую команду. Каждая мышца жила отдельной жизнью. Они натянулись как струны, прислушиваясь к малейшим командам. Я чёрная пантера, готовая к прыжку. Только… только очень неприятно, что грудь как-то набухла и соски противно выставились вперёд. Я всеми силами пыталась их прикрыть то ремешком от сумки, то свободной рукой. Это стыдно и вообще ужасно! И ещё они вдруг стали очень чувствительными. От прикосновения к одежде было щекотно и больно одновременно. «Точно беременная!» – безразлично подумала тогда я. Мы всё спускались и спускались по крутому склону горы, как будто специально выбирая дорогу сквозь заросли ежевики, хотя их вполне можно было обойти.

Вот и она – канатная дорога. Лёгкий весенний ветерок покачивает красный кругленький вагончик. Он совсем пуст. Пока не сезон. Ты задумчив, тебе предстоит посещение «казенного дома»; я принципиально молчу и, забыв о том, что боюсь высоты, нагло смотрю на проплывающие внизу кроны деревьев. «Хоть бы эта дорога не кончалась! Хоть бы этот вагончик сорвался и упал вниз, чтоб мы разбились вместе и больше никогда не разлучались! Господи! Сейчас всё закончится, и мы пойдём по домам! Это бесчеловечно, Господи!».

Снижаясь, вагончик сбросил и без того слабенькую скорость. Он плавно вошёл меж двух посадочных площадок и остановился, чуть подрагивая и стукаясь о доски деревянного настила.

– Возьмём такси? – спросил ты, словно торопил время.

– Лучше на метро. И дешевле и быстрее. Мне уже домой надо!

В ОВИРе что-то не срослось, тебе велели прийти через два дня. Мы поехали на автовокзал. Людей в троллейбусе много, в такой час пик они обычно возвращаются с работы. Всю дорогу мы с тобой молчали, словно все слова остались там, на верхушке горы, словно выплеснулось всё, что должно было выплеснуться. Слова исчезли, остался только язык тела. Ты, наверное, думал о бумажной волоките, о своей поездке в Грецию. Я – старалсь думать не о тебе, а о дурацкой лягушке, которую утром нынешнего дня приобрела за семь рублей пятьдесят копеек…

Билетных касс здесь нет. Кондукторов тоже. Пассажиры междугороднего автобуса выходили все в одну, в первую дверь и «обилечивались» водителем на выходе. Поэтому сидеть в автобусе сможет только тот, кто залез одним из первых. Все бросаются к автобусу, прижимая к груди котомки, баулы, чемоданы, просто мешки, бегут за ним до полной его остановки, цепляясь зубами, руками, ногтями за выступающие участки автобусной жести, пытаясь проникнуть внутрь даже при закрытых дверях.

Человеческая волна нас прижала друг к другу так, что мне было стыдно поднять лицо. «Да в таком автобусе и забеременеть не грех! – сидиотничала я. – Вот только не разберёшь, от кого!»

Старый «Лазик» с тоскливым завыванием тронулся, перекошенный на правый бок, как всегда, тщательно озонируя воздух в салоне выхлопными газами. Когда въехали на трассу, он разогнался изо всех своих сил, и в окна ворвался свежий ветер. Пассажиры повеселели. На остановках выходили и входили желающие уехать. Двери уже не закрывались, и мужики, развеселившиеся до предела, висели из открытых дверей автобуса как кисти спелого отборного винограда. Они весело перекликались друг с другом, громко хохотали и ухитрялись рассказывать анекдоты.

Нас прижали друг к другу уже так, что я не могла пошевелиться. Всё то, что кипело во мне, когда мы спускались с горы и я вцепилась в твою руку, накрыло меня новой волной, сладкой и безудержно наглой. На этот раз волна была смертельной.

Окна открыты нараспашку до самого конца. Ветер треплет мои волосы, забивая глаза дорожной пылью, и злит меня неимоверно, потому что от тебя исходил совершенно необыкновенный, волшебный запах. Не запах одеколона или свежего белья, как от Лёши… Нет, это нечто совсем другое… Я даже не знала, что такие запахи бывают. Я закрываю глаза, чтоб мне ничто не мешало, так мне хочется ловить его снова и снова… Как обидно, что он так тонок, и любое дуновение ветерка уносит его! Хочется вдохнуть всей грудью, хочется, чтоб этот аромат твоей кожи был вязким и сильным. Я понимаю – так можно сойти с ума!.. Я даже вижу цвет этого запаха – золотисто-жёлтый, похожий на медовые соты. Он проворно залезает в нос, он рвёт ноздри. От него нет спасения. Это аромат, рождающий страстное желание забыть всё на свете и забыться в твоих объятиях.

– Тебе не холодно? – заботливо спрашиваешь ты, положив мне руку на плечо.

Тепло руки подобно яду кобры мгновенно разлилось по всему телу. губы запылали, грудь задохнулась в тесноте. «Лазик», истошно взвыв, рванул по подъёму в гору. Я почти падаю на тебя. Верхняя часть бёдер находит твои крепкие, упругие бёдра.