Валида Будакиду - Пасынки отца народов. Квадрология. Книга третья. Какого цвета любовь?

Получив в аттестат ещё три «четвёрки» – по алгебре, русскому письменному и своей любимой литературе, Адель высчитала средний балл – четыре с половиной. В Мединститут проходные баллы колебались от двадцати трёх с половиной до двадцати четырёх. То есть, чтоб точно пройти по конкурсу с таким аттестатом, Адель должна была получить на вступительных экзаменах в институт все четыре пятёрки, что в принципе было немыслимо. Однако она продолжала вставать в шесть утра и повторять, повторять, повторять… чтоб получить все четыре «пятёрки»…

Документы принимали до конца июля, а экзамены начинались в августе. Мама решила, что Адель с папой поедут, как вся элита Города, в Россию сдавать документы за две недели до экзаменов. Посему Адель сидела, бубнила, что-то чертила и записывала с одной мыслью: «Какая она, эта самая Россия? Интересно: как все вокруг говорят только по-русски? Какие они, эти самые русские? Мама говорит, что они пьяницы и женщины и мужчины. А по-моему, – рассуждала Адель, – они должны быть красивыми. У них светлые волосы и белая кожа. И глаза, если верить писателям, голубые. Интересно до ужаса: как они одеваются? Что едят?» Это предчувствие чего-то нового, каких-то изменений в жизни вселяли в Адель надежды и радость открытий чего-то совершенно нового, незнакомого и очень желанного. Столько о себе, наверное, не знали даже сами русские. Она прочла дома всю библиотеку и с удивлением убедилась, что кроме русской классической литературы её больше не интересует никакая другая, особенно переводы с иностранного. Если б она не была комсомолкой и верила в бессмертие души или реинкарнацию, то с уверенностью могла сказать, что в прошлой жизни она точно была русской! «Пьяницей» или «рожала без мужа», но всё равно русской. Больше всего сейчас ей хотелось увидеть настоящие живые берёзы и васильки – это, говорят, самые распространённые растения в России. Она тосковала по веточкам с серёжками, как если б слизывала с них капельки дождя всё своё такое замечательное и любимое детство. А у них в Городе вдоль улиц росла только акация, от запаха которой у Аделаиды раскалывалась голова, а босоногие соседские дети во дворе с удовольствием ели бело-жёлтые цветы.

Приближалась Олимпиада. Вся страна считала дни до её открытия. По всем каналам и республиканского и центрального телевидения вещали только о ней. Показывали, как тренируются наши сборные и брали интервью у спортсменов. Адель всё ждала, когда покажут олимпийскую сборную по плаванию. Сёма уже несколько лет был в Олимпийском резерве СССР, а теперь, когда официально вошёл в «десятку союза», день и ночь готовился к самым крупным соревнованиям на планете. Дома он теперь вообще не появлялся, только звонил иногда. Хоть Сёма и объяснил сестре популярно, что его жизнь – это его жизнь и Аделаиде нет в ней места, но это был её брат, и ей, конечно же, страстно хотелось увидеть его по телевизору. И чтоб весь Город увидел. Даже не потому, что в Городе все знали, что она – Сёмына сестра, вот самой очень хотелось! Вот сидит она перед их домашним чёрно-белым «Горизонтом» на космических ножках, а там на экране Семён рассекает в фирменных плавках «Арена»!

До этого из их республики ездили в составе сборной по плаванию на Олимпиаду в Монреаль два человека – Омельченко и Кушпилёв. Их фотографии висели во всех спорткомплексах рядом с их тренерами. Они были гордостью республики, и народ знал своих героев в лицо. В истории Города не было ни одного участника Олимпиады. Если кому сказать, так никто и не поверит, что можно попасть на Олимпиаду из их задрипанного маленького городка, где никогда не было даже тренажёров. Были длинные, тонкие резинки, которые стоили в аптеке сорок пять копеек пара. Их все покупали и нарезали себе для рогаток. Были верёвки, протянутые через блок с регулироемой натяжкой, заканчивающиеся двумя фанерками. Фанерки надеваешь на кисти и регулируешь в блоке натяжку. Стоя полусогнувшись, можно с меньшим или большим усилием эту верёвку вытягивать то правой, то левой рукой. Вот и вся Олимпийская база Города. И вот теперь все вокруг знали, что сын простого преподавателя физкультуры в школе – Василия Ильича – Семён Лазариди будет представлять Советский Союз на Олимпийских играх! Адель всей поверхностью кожи чувствовала вокруг себя брожение. Ловила взгляды, то любопытные, то косые, то восторженные, то завистливые. Она понимала, что интерес к ней самой утроился, удесятерился, и всё потому, что республика отправляла на Олимпиаду своего спортсмена. О нём говорили, о нём писали в газетах, его имя произносили как давнего знакомого совершенно чужие люди. Точно так же как Омельченко и Кушпилёва.

Папа ходил страшно гордый в приподнятом расположении духа, но бесед о своём сыне и его членстве в сборной не вёл. Казалось – чувства его распирают, но он стесняется их показать, то ли боясь, что ему кто-то скажет, как он любил сам говорить: «Нэ хвастайса!», то ли боясь сглазить. Но было видно, что в его жизни что-то происходит, хотя он всеми силами и пытался это скрыть.

Только мама делала вид, что ей нет никакого дела ни до ваших сборных, ни до дурацких Олимпийских Игр. «Всё, что происходит вокруг – это несерьёзно. Я снисхожу до выслушивания комплиментов в адрес моего сына. Да, он неплохо плавает, но это не даёт вам право считать его вашим спортсменом! „Спортсмен“ – это тупой неудачник, который ничего не добился и поэтому пытается воспользоваться последним шансом – продемонстрировать свои мускулы. А кому нужны эти мускулы, если головы нет на плечах?! Вот, в „Кабачке 13 стульев“ все видели пана Спортсмена? Во-о-о! Что, моего сына так и будут потом дразнить: „Пан Спортсмен! Пан Спортсмен!“. Мой сын будет инженером. Или врачом. Он будет интеллигентным, образованным человеком, который умеет себя „держать“, с которым есть о чём поговорить. Как вы все хорошо устроились! Мой сын, я в него столько вкладывала, а вы пользуетесь чужой вещью. Интересно, а чего вы своих сыновей не гоняете?! Аа-а-а… своих жалко! Мальчик работает на вас не покладая рук! Ну, ладно, пока пользуйтесь! Конечно, если вы сильно попросите, я наверное отпущу его на Олимпийские Игры.» Когда маму кто-то из знакомых останавливал на улице и начинал поздравлять, она, снисходительно улыбаясь, делала брезгливую гримаску и, переходя на доверительный тон, как бы открывала душу:

– Ой, знаешь, меня это соверше-е-ено не интересует! Пусть немного подрыгает ногами, что я могу сделать, если ему нравится купаться? Главное, он по математике в школе очень хорошо идёт. Вот его же месяцами не бывает, он приезжает и Глеб Панфилович говорит – оо-очень хорошо идёт, представляете?!

В то же время – ей льстило такое внимание. Она гордо рассекала по двору и улице, зная, что на неё смотрят и за спиной перешёптываются: