Валида Будакиду - Пасынки отца народов. Квадрология. Книга вторая. Мне спустит шлюпку капитан

У Кощейки «пиянины» не было, а у Аделаиды стояла «в гостиной», как говорила мама, чтоб все, переступившие порог дома, тут же на неё и натыкались. В то время Аделаида продолжала аккуратно посещать уроки игры на фортепиано. Алина Карловна Аделаиду никогда не ругала:

– Ты сегодня не готова к уроку. Пожалуйста, – тихо просила она, выучи, пожалуйста, этот этюд к следующему разу, хорошо? А то твоя мама будет мне звонить и спрашивать, а мне не за что будет тебя хвалить! Некрасиво получится, согласись…

Выучу! – Аделаида охотно соглашалась. Она так не хотела расстраивать Алину Карловну! И ей было так стыдно перед такой замечательной Алиной Карловной, что в ту секунду она сама свято верила, что выучит. Обязательно выучит! Потом, дома, с трудом пересилив себя, садилась на свой крутящийся чёрный стул и сосредоточенно раскрывала ноты. Но как только Аделаида брала первые несколько аккордов этого «этюда», ноты становились такими страшными, какие-то жирные чёрточки под ними, говорящие, что это «восьмушки» и надо их играть быстрее, быстрее, ещё быстрее… Аделаиду тут же начинала одолевать тоска, пальцы путались и сбивались… Аделаиде было скучно. У этюда был совсем неинтересный мотив, даже мотива вовсе не было, было стучание по клавишам. А ей хотелось научиться играть хотя бы какие-нибудь песенки из кино, или которые пели в школе. Но такие ноты не продавались, а подбирать у неё не получалось. Правой рукой ещё можно было что-то сыграть, зато аккомпанемент левой совсем не подходил. Конечно, можно было посмотреть у кого-нибудь, как это делается, но Аделаида сразу забывала ноты. Вроде когда кто-то играл, было легко, а у неё не получалось. С сольфеджио дела обстояли и того хуже. Аделаида так и не поняла смысла этого предмета и его предназначение. Там что-то надо было в тетрадь записывать, что-то петь. Она в школе училась только во втором классе и так быстро писать пока не умела. Поэтому, чтоб «восполнить пробел», мама взяла у учительницы по сольфеджио тетрадь и дала своей ученице в школе, чтоб та дома красивым почерком переписала в новую тетрадь для Аделаиды «всё как надо». Так Аделаида стала обладательницей тетради «всё как надо» и «материала».

Каждый раз, когда она приходила с музыки домой, мама строго спрашивала, прямо пока Аделаида снимала туфли:

– Был урок?

– Был! – отвечала Аделаида.

Это уже был ритуал.

– Был?

– Был!

Мама спрашивала уже просто по привычке, не слушая ответа. Она постоянно возилась на проходной кухне, стоя спиной к входной двери. Иногда даже казалось, что маме скучно в комнате и она специально на кухне придумывает себе дела, чтоб подольше там находиться. Как-то в очередной раз, придя с музыки, Аделаида как обычно неуклюже толклась в проходе, снимая туфли, и пыталась насадить на ноги тапки.

Был урок? – это прозвучал позывной. Мама не слушала ответа и не оборачивалась. Она в раковине чистила рыбу.

Нет, – Аделаида всё ловила большим пальцем непослушный тапок.

Как «нет»??? – мама даже не сразу поверила. – Что значит «нет»?! Ты сказала «нет», или мне показалось? Подожди: так ты сказала «нет»?! – мама так внезапно обернулась, как если б Аделаида-таки засветила ей по голове той самой суковатой палкой, которой папа постоянно советовал ей «бит маму па галаве» чтоб «бистрей канчаг» (ударить маму по голове, чтоб не мучить бедную женщину, а скорей прикончить). Ну и где же ты в таком случае шлялась?!

Аделаида не полностью понимала термин «шлялась», точнее, никогда о значении этого слова особо не задумывалась. Мама всегда по отношению к ней использовала именно глагол «шлялась». Поэтому Аделаида не заморачивалась и просто считала, что «отсутствовать из дому» и «шляться» – это в сущности одно и то же… Ох, как часто ей потом приходилось вляпываться в дурацкие истории с мамиными словами! Оказывается, не все люди говорили так. Она нередко повторяла то, что слышала дома, абсолютно не задумываясь о значении. В частности, мама очень любила всякие заграничные слова и выражения. Она знала названия всех лекарств, любила заумные диагнозы. Мама никогда не могла запомнить имена Аделаидиных подруг, зато с лёгкостью жонглировала словами типа «тромбоцитопеническая пурпура» и очень любила название своего диагноза: «стеноз коронарных сосудов» и «гипертрофия задней стенки левого желудочка». Слово «коронарных» мама произносила, слегка прикрыв глаза веками, и было видно, что это слово доставляет ей особое удовольствие. Простые слова в своей речи мама тоже любила заменять на научные. Например, вместо «не груби!» мама говорила «не утрируй!»; одеяла неизменно были «жаккардовыми»; морковь «цвета терракоты»; ложка «дэсэртная». Вообще Аделаида всегда знала наперёд, что мама скажет: если Аделаида спрашивала, как пишется то или иное слово, мама никогда не отвечала прямо. Она говорила: «Суффикс – очк – пишется с буквой „о“. Суффикса – ёчк – нету! Поэтому пишется „девчонка“! Повтори: „девчонка“! Поняла? Не знаешь правило! Сядь! Будем писать диктант!»

«Диктанты» Аделаида писала повсеместно и в любое время года – дома, в поезде, в воскресенье, каникулы, день рождения – роли не играло. Вдруг летом, сидя где-нибудь в курортном городе на лавочке, мама, засмотревшись на какую-нибудь прохожую в шляпе и цветастом сарафане, задумчиво произносила: «Аделаида! Неси тетрадь или чистый листик! Будем писать диктант!». Как мамина мысль наводилась на диктант после просмотра цветастого сарафана? Скорее всего, маме нравились и шляпка, и походка статной незнакомки. Тогда мама начинала сравнивать себя с ней и понимала, что сравнение далеко не в её пользу. «Но зато она – пустоцвет! – мама окатывала презрением тонкие лодыжки. – У неё же явно совершенно ни черта нет в голове! Ну, смазливая рожица и тонкая талия, ну и что?! Кому она, такая дура, нужна?! То ли дело – умные и образованные женщины. С интеллектом, аристократичные и элегантные. А эта что?! Тьфу на ровном месте! Поэтому учебный процесс будет стоять в семье на особом месте и считаться важнее всего!» Поэтому Аделаида и писала многочисленные диктанты и решала по телефону школьные задачи вместе со вконец замученной Береговой. Аделаида вообще старалась как можно реже обращаться к маме по вопросам, не касающимся учёбы, и делала это только в самых исключительных случаях. Ведь никогда не знаешь, какое у мамы настроение и во что вопрос может вылиться. Правда, в последнее время Аделаида всё чаще и чаще стала почти кожей чувствовать мамино настроение, но всё равно не из любопытства, не из вредности, а каждый раз веря, что справедливость всё-таки восторжествует, лезла на рожон. Ей казалось, что мама просто чего-то не понимает, но вот-вот вещи станут на свои места.