Валида Будакиду - Пасынки отца народов. Квадрология. Книга вторая. Мне спустит шлюпку капитан

У Аделаиды постоянно что-то происходило: то упала и растянула себе большой палец, то после гриппа воспалились глаза, то простудила уши, то отравилась тушёнкой, то стали болеть колени. Но больше всего маму раздражало, что у Аделаиды страшно выпадали волосы. От шикарной копны чёрных волос остался куцый, секущийся хвостик:

Везде! Везде по всей квартире только твои волосы! – опять мама нервничала! – У меня сил уже больше нет! Хожу за тобой и подбираю, подбираю… Всю квартиру загадила! Это ж невозможно! И перхоть твоя мне уже надоела!

Аделаиде было ужасно неловко, что у неё страшная перхоть, выпадают волосы, и что она вообще доставляет маме столько хлопот и неприятных минут. Мама все лечила её, лечила. «Медицинская энциклопедия» стала её настольной книгой. И тут ещё мама приволокла толстенную, жёлтую елду, которая на поверку оказалась трудом известного в позапрошлом веке доктора Платена, написанным старинным шрифтом, где в конце каждого слова стоял «Ъ». Этим источником теперь мама стала пользоваться даже чаще, чем «Медицинской энциклопедией». Лечение-таки оказывало эффект. Чесотка вроде бы прошла, зато от перхоти ничего не помогало. Ни толчённый лист бегонии в карманах халата, ни обёртывание колен чертополохом. Гут кто-то маме от души посоветовал обмазать Аделаиду «натуральной иранской хной». Дескать, «натуральная иранская хна» ну о-о-чень помогает от всех бед.

Да, а если её волосы покрасятся, что мне потом делать?! Красная, что ли… крашеная будет она у меня ходить?! – возмущалась мама в трубку. – Не знаю… не знаю… – горько сетовала она она, – всё на мою голову! Но выхода-то нет! У всех дети как дети, а это что такое, я вас спрашиваю?! Устала я за ней волосы подбирать! Просто устала! – мама очень переживала, что никак не может «вычистить» после Аделаиды квартиру! – Да! Да! Конечно! Я даже запретила ей в доме причёсываться, выгоняю на балкон! Ну а когда меня нет! Откуда я знаю, что она делает?! Подметай тут за ней каждый день!

– Давай, чёрт с тобой! – мама положила трубку в полной растерянности. – Давай намажем. Если покрасишься – придётся с тобой завтра в школу переться!

«Как здорово! – Аделаида была вне себя от счастья! – Значит, что-то можно сделать, и я не облысею как папа! Вдруг немножечко получится рыжеватый оттенок? Хорошо бы! Чу-у-уть чуть! Девчонки в школе обзавидуются! Но это же было сделано как лечение! Кто что сможет сказать?! Если мне потом купят ещё какой-нибудь шампунь, чтоб не мыть больше голову стиральным мылом, и всё будет вообще замечательно! И пахнуть будут волосы…» – она мечтательно закрыла глаза.

– Что сидишь? Давай, ставь чайник! Хну надо мазать горячую! – мама уже стояла рядом с пакетиком в руках, на котором была нарисована игрушечная красная кошка.

Аделаида при слове «горячая» не по делу вспомнила, что, когда была маленькой, мама её сажала на унитаз и подмывала горячей водой:

– Мамочка! Горячая! – она вертелась и прыгала на унитазе, стараясь избежать прямого попадания.

– Ничего не горячая! – мама стояла перед ней. согнувшись, и поливала из ковшика на низ живота. – Не на тебя же течет! На мою руку течёт! Я же терплю! Холодная ничего не даст! Микробы не умрут!

Клизмы тоже были ужасно горячие…

Казалось, мама именно кипятком как бы хочет препятствовать распространению «грязи», которую на себе несёт «де-е-евочка».

От этих воспоминаний Аделаида расстроилась и испугалась. Мама, что-то мурлыча себе под нос, посадила её перед зеркалом и стала намазывать на кожу головы свежезаваренную кипятком кашицу. Чтоб кашица не остыла, мама поставила её в другую кастрюльку с кипятком, которая побольше, и получилась «паровая баня».

Пожалуй, Аделаида правильно испугалась. Она знала, что маме нельзя поручать водные процедуры.

Кожу головы жгло. Правда, когда Аделаида уж совсем дёргалась, мама немного дула:

– Терпи! – говорила она. – Если остынет, ничего не поможет твоей перхоти.

Наконец, похожая на раскалённый навоз субстанция была, как и велено в инструкции, «равномерно нанесена на волосистую часть головы», голова «плотно укутана» сперва целлофановым пакетом, потом большими папиными спортивными штанами. Голова хоть и плохо держалась на весу и всё время сползала то на левое плечо, то на правое, Аделаида продолжила делать уроки. Когда через полчаса её, наконец, мама повела в туалет «смывать хну без мыла», то хна смылась вместе с волосами, оставив на коже жалкие кустики пуха и красные пятна…

– Глупости не говори! – скомандовала мама, когда зарёванная Аделаида, наконец, смогла выговорить:

– Как я теперь пойду в школу?!

– Что, совсем ненормальная? – удивилась мама. – Может, ты из-за волос собираешься месяц в школу не ходить?! Оденешь косынку и пойдёшь, как миленькая! Кто тебе виноват, что твои волосы лезли? А перхоть какая была?! Прямо на плечах на школьном платье! Фуф! Даже лучше, что так получилось! Потому что если б у тебя волосы покрасились, то пришлось бы, скорее всего, тебя обривать на лысо. А так… ладно! Всё сказала! Успокойся! Что такое эти волосы, чтоб из-за них плакать?! Как будто мама твоя умерла и ты плачешь!

Как сказала мама, именно как «миленькая» Аделаида в школу и пошла.

– Боча! Ты теперь как лысый Карлсон! Только пропеллера сзади не хватает! – Пашенька Середа был в восторге! Что Пашенька?! На неё неделю на каждой переменке ходила смотреть вся школа! При этом заходилась в экстазе даже большая часть учителей. Ещё бы! Не каждый день можно было увидеть толстое, сутулое созданье, в чёрном школьном фартуке с «наставкой» из серого куска ткани, потому, что иначе фабричное изделие не сходится на том месте, где у других девочек расположена талия, толстые линзы очков на неровном лице. И довершал на голове всё это великолепие настоящий китайский шарф всех цветов радуги и с кистями по концам…

Волосы давно отрасли. Жидкие, тонкие, но уже без перхоти. Что мама говорит? Она что-то спросила?..

– Так ты говоришь, что сольфеджио не было?! – мама уже стоит к Аделаиде вплотную, громко дышит ей в лицо. По радужной рыбьей чешуе стекают кровь с водой и капают на пол. Но мама этого не замечает. – И где ж ты в таком случае шлялась?!

– Я когда пришла, и нам сказали, что сольфеджио не будет, – Аделаида невольно отступает на шаг назад, чувствуя приближение тяжёлой развязки, но пока ещё веря в волшебное спасение. Ведь ничего страшного не произошло! Просто Танькина мама, которая привела Таньку на сольфеджио…

– Что это ещё за «Танька»?! – мамин голос дрожит и вибрирует.

– Танька ходит со мной на…

– Не «Танька», а надо говорить «Таня»… – мама громко сопит и раздувает ноздри.

– …Танина мама попросила у меня…

Танина мама попросила у Аделаиды её замечательную «полную тетрадь», потому что выяснилось – не только Аделаида не успевала записывать за учительницей, потому что она «говорит быстро и как-то не по-русски», а ещё и Танька… то есть Таня, которая на целый год старше Аделаиды…