Валида Будакиду - Пасынки отца народов. Квадрология. Книга вторая. Мне спустит шлюпку капитан

От страшного подозрения сон пропал напрочь! Насовсем! О чём только не старалась Аделаида думать, чтоб отвлечься, ничего не помогало! В голову лез Гиичка с красным ртом. Жить в диких сомнениях невозможно! Надо было решать – или так, или вот так! «Неизвестность хуже всего на свете, – убеждалась она во много раз слышанной от мамы фразе, – завтра, чтоб разобраться во всём, я что-нибудь должна придумать!.. А! Придумала! Просто, когда пойду домой, „забуду“ в раздевалке один сланец! Оба нельзя, потому как их точно украдут. А один можно! Кому он один нужен?»

В школе она еле отсидела положенные шесть уроков. Ничего не видела и не слышала. Она отплавала с бабушками и офицерскими жёнами, ни разу ни на кого не брызнув и не попросившись «прыгнуть хоть с маленького». Время до вечера тянулось бесконечно. Без пяти семь, когда начиналась тренировка «спортивной группы», Аделаида, тупо глядя в учебник истории, вдруг «вспомнила»:

– Ой, мама, я забыла один тапочек в раздевалке! Я быстро сбегаю и вернусь, ладно?

Мама на счастье пребывала в неплохом духе. Она не стала говорить, что Аделаида только и ищет повода, чтоб «отвлечься и не делать уроки». Она равнодушно сказала:

– Совсем дебильная! Рассеянный с улицы Бассейной! О чём только ты думаешь, хотела бы я знать? Ветер у тебя в голове, что ли? Иди, давай, быстро!

Аделаида уже не слышала окончания фразы. Она, надев дворовые туфли, рванула через дорогу.

Всё правильно. Через стекло видно, как в вестибюле как раз было построение спортивной группы и перекличка. Знакомые всё лица…

Вот Зинка из техникума. Она плавает лучше всех – у неё почти первый разряд. Так Зинка и сама старше всех. Когда ей – Аделаиде – будет столько же, сколько Зинке, она вообще у всех выиграет! Вот Калюжный… около парка живёт… Женька Ширяев, его что ли сосед, а вот… а вот…

Самые страшные подозрения воплотились в ещё более страшную реальность!

Совсем рядом с Ширяевым в строю настоящих спортсменов стоял толстый, отвратительный Гиичка вместе со своим ртом-присоской! Он опять молчал, делая вид, что никого не видит, и чихать ему, что он стоит с разрядниками, чихать, что еле плавает, зато он там стоит! С ними! С зеленоволосыми прекрасными русалками и весёлыми, щиплющими друг друга витязями! И они это убожество не дразнят и вообще не трогают!

Аделаида забыла, зачем пришла. Она молча и равнодушно посмотрела в окно, потом развернулась и пошла домой.

– Ну, чтоо-о?! Нашла свои вещи? – мама ждала её на проходной кухне.

– Что? Какие вещи? Ах, да… нашла… Мне сказали, что завтра отдадут, когда будет та же самая уборщица, которая была днём, то есть – вчера…

– Да? Так днём или вчера, или позавчера?! – казалось, что для мамы это сейчас самый главный вопрос, вопрос жизни и смерти: так вчера или позавчера?! Или днём?!

Аделаида чувствовала, как в ногах забегали какие-то букашки. Ноги не слушаются и становятся чужими. Значит, даже этот жирный, похожий на девочку Гиичка лучше неё?! Все вокруг лучше неё?! Ну, так если жирных всё-таки берут, то почему папа не уговорит тренера, чтоб и её взяли?! Она бы уже за полгода чемпионкой города стала! Она бы так старалась, так старалась! Подумаешь, у Зинки первый разряд! Правильно, она тренируется два раза в день, вот и натренировалась, а если б её пускали… если б её только пускали… она бы так натренировалась, что все бы просто обалдели!

– Э! Ты что, опять не слышишь? – мама поправляла ногой сбившийся половик. – Ладно, давай, давай, не теряй время! Садись, делай уроки!

Она села. Только вместо того, чтоб видеть перед собой Тараса Бульбу и Запорожскую сечь, ей чудился такой же толстый, как Тарас, Гиичка. «Запорожская сечь»… Как они там бились со шляхтичами… Ненавидели их, наверное, люто, вот и рубали их саблями от души. Точно ненавидели… потому, что убить от всей души можно когда ненавидишь. Аделаида вдруг почувствовала такую ненависть, такое страшное отвращение к этому Гиичке, который даже не замечал её существования, что впервые в жизни ей захотелось убить на самом деле! Нет, не усыпить, как одну из кошек, или котов, или чего там у неё, Лидиванны. Не «прижать к носу тряпку, смоченную эфиром», а именно взять и с размаху воткнуть нож в его толстый, розовый живот!.. Убить и отрезать и рот-присоску!.. Так что мечты?! Это же всё можно и сделать! Быстро и замечательно! Было бы неплохо, когда он пойдёт домой, просто подкараулить его, выскочить из кустов вон там вот, в скверике, и ни слова не говоря, вспороть ему брюхо. Оно у него как холодец болтается…

Картинка из учебника, где «в дыму задыхается старый Тарас, прикрученный к дубу тройными цепями», померкла. Хотя до этого тоже вызывала интерес. Гримаса на лице Тараса, ноги, объятые огнём… Интересно, как может человек гореть, если Аделаида вот хотела поджечь мясо и оно не горело? Одежда, конечно, горит, ну, волосы там… А мясо? То есть тело?

К своему удивлению, Аделаида вдруг совершенно ясно поняла – эти мысли о смерти безумно ей нравятся. Даже не о самой смерти, а скорее о текущей ручьём свежей крови, о чьих-то мучениях. Ей было приятно рисовать эту картину: вот Тарас Бульба, «прикрученный к дубу тройными цепями» горит, воняет, наверное, всё горелым мясом. Он орёт… голос срывается… все вокруг смотрят, перешёптываются. А вот толстый Гиичка, ничего не подозревая, в своей женской куртке, натянутой на животе как барабан, молча идёт на остановку. Вот она сидит в кустах, затаив дыхание и слышит, как бьётся собственное сердце. Вот он поравнялся с ней. Красный рот-присоска на расстоянии вытянутой руки. Вот он, ничего не подозревая, проходит немного вперёд… она выходит из кустов, делает шаг… Всего один единственный шаг вперёд, и такая картина…

Ах! Ах, как хотелось Гиичку убить! И убить на полном серьёзе, не то что тогда маму! Тогда было просто в шутку, она об этом думала, чтоб развлечься, зато Гиичку… Гиичку прямо с удовольствием… ножом так ткнуть… интересно – человеческое мясо мягкое? Может, нож надо специально как-то заточить?

Уроки приготовились на удивление быстро и с удовольствием. У Аделаиды так поднялось настроение, что она весело предложила:

– Мам! Давай я вытру пыль!

Если вправду вытирать пыль, то можно ни с кем не разговаривать и думать про Гиичку, вспоротого ножом, бесконечно долго. Сколько хочешь!

– Чего это ты? Может, в школе «четвёрку» получила и скрываешь? Имей в виду: во вторник опять отец в школу придёт! Смотри – исправляй положение! Всё равно мы рано или поздно всё узнаем. Даже то, что ты тщательно скрываешь!

Но, в отличие от предыдущих предупреждений, на этот раз Аделаида совсем не испугалась, что «папа придёт в школу». И ей стало смешно и жалко маму, потому что мама действительно надеется, что «всё о ней знает или узнает». Ага! Узнаешь ты, держи карман шире! Вот зарежу я этого «спортсмена» и посмотрим, как вы все найдёте, кто это сделал! Ты даже не можешь знать, о чём я сейчас думаю, а тем более если я что-то сделаю! Действительно, вот интересно – подумают на неё или нет? И вовсе не страшно, что во вторник папа придёт в школу. Придёт и пусть себе придёт! Да хоть в школе поселится!.. Зато у меня теперь есть тайна!