Сергей Семипядный - маленькие и неприметные–2

– Простите, что-то я вас не понимаю, – сквасил кислую физиономию Раевский. – Сначала один, а теперь – другой? А завтра будет новый кандидат в убийцы? Или я вас неправильно понял?

– Речь идёт не о завтра, а о сегодня. О вашем, кстати, в первую очередь. Кто даст гарантии, что вы не окажетесь следующим? А? И неужели вы не можете поговорить с этим человеком? По-мужски, естественно.

– Я с ним поговорю, – принялся вслух размышлять Раевский, – по-мужски, как вы выражаетесь, и он мне во всём сознается. Так? И что потом?

– Вы будете знать, откуда вам угрожает опасность.

– Да, это понятно. Но с ним-то что делать? Ведь в таких же случаях…

– Слышала! – грубо оборвала Раевского Бояркина. – Я в прошлый раз наслушалась о правоохранительных органах и прочих ментах.

– И вы опять будете настаивать на том, чтобы без них обойтись? Это, знаете ли…

– Опять двадцать пять, – вздохнула Бояркина. – Ну и мужики пошли! Поговорить-то хотя бы можно? Или нет? Взять мерзавца за глотку и поспрошать можно или нет? Между прочим, в данном случае я не возражала бы и против участия правоохранителей всяческого калибра. Но ведь они же запорют дело!

– Хорошо. Кто он?

– Решился-таки, – удовлетворённо хмыкнула Бояркина. – Наконец-то!

Вошла секретарь с подносом.

– Пожалуйста. Больше ничего не нужно?

– Спасибо, Настенька, – кивнул Раевский.

– Да, спасибо, Настенька. – Бояркина подхватила со стола водку и с удовлетворением проговорила: – Ваш шеф, Настенька, становится решительным и волевым руководителем. Прямо на глазах растёт.

– Валерий Николаевич и был решительным и волевым, – вступилась за шефа Настенька.

Секретарь ушла, Бояркина выпила водки, а Раевский приготовился слушать.

– Ну так вот, – начала Бояркина. – Что я хотела сообщить. В Глебово, это где-то там, на востоке, живёт Пал Палыч, он же Иван Иваныч, он же Геннадий без отчества. Жил, по крайней мере, около года тому назад. Не в том Глебово, где деревня и печные трубы, а там, где коттеджи. Рядом где-то там, насколько я знаю. Кое-кто уверяет, что организовал всё именно он. Он же организовал и устранение кое-кого из исполнителей, тех, которые засветились.

– Кто он? Кто такую версию выдвигает? И имеются ли основания? – последовали вопросы Раевского.

– Небезызвестный вам Дмитрий Подлесный.

– Из главного подозреваемого эволюционировал в главного обвинителя? – с улыбкой пропел Раевский. – У него доказательства имеются?

– Насчёт доказательств не очень в курсе. Но якобы на этого Палыча-Иваныча показывали сами убийцы. Что касается примет этого типа, то можно созвониться с Подлесным.

***

Больной, уставший, выпивший человек уснёт, погрузится в сон, а ему по башке – телефонным звонком. По мозгам! Ну не свинство ли?!

– Да. Я слушаю, – пробурчал Пал Палыч со злобой.

– Это я. Надо встретиться, – услышал он знакомый голос.

– А, командир! Чего стряслось? Ты как этот, который с горы.

– Поговорить надо.

– Сегодня не могу. У меня тут… – начал Пал Палыч, на ходу подыскивая причину отказа.

– Бросай всё и приезжай! – категорично заявил «командир».

– Но я же…

– Бросай и приезжай! Я же говорю, что надо! – зазвенел металл в голосе «командира».

Буркнув вынужденное «ладно», Пал Палыч положил трубку и заметался по гостиной. Нет и нет! Никуда он не пойдёт отсюда! Почему? Страх. Страх в форме неприятного предчувствия овладел им.

Нет, он не явится на встречу. По той причине, что сказать ему нечего. Сказать нечего, поэтому и не пойдёт он никуда. Сначала Денис. Потом Николай. Этот Коля сначала пропал, а потом, будучи случайно обнаруженным, стал темнить, юлить чего-то. А затем и вообще угрохал Евгения. Застрелил Женю, после чего пытался и его, своего шефа, тоже убить. И где он теперь, этот Коля? Возможно, уже в ментовке показания даёт.

И, может быть, вообще уже обложили и ведут наблюдение, чтобы выявить связи. Иначе откуда такое ощущение тревоги и неуюта?

Да, надо бежать. И не только от ментов. Вон как с ним сегодня! «Бросай всё и приезжай!» Господи, помоги, если ты есть! Не здесь надо прятаться, а уносить поскорее ноги отсюда! Подальше!

Пал Палыч стал быстро собираться. Спустя пятнадцать минут он уже был у двери. С чемоданом и кейсом. Но из дому не вышел. Поставил вещи на пол и побежал наверх, чтобы осмотреть окрестности. Однако осмотр ничего конкретного не дал. Да, имеются машины, которых он, кажется, раньше здесь не замечал. Однако чего-либо безоговорочно подозрительного он не обнаружил.

И всё же, и всё же… Да, если за ним наблюдают, то появление его с чемоданом и кейсом истолковано будет вполне однозначно. Может, всё же на машине отправиться? В этом случае с чемоданом его никто не сможет увидеть. Выехать на машине из гаража, потом – за ворота, доехать до проходной. А дальше что? Бросить её на дороге и – лесом на шоссе? Или до Москвы ехать?

Нет, никаких машин, никаких чемоданов. И выходить через соседский участок, запасшись мясом для их псов.

***

– Сколько ещё ждать? – спросил Скудин.

Большаков посмотрел на часы и обронил:

– Через двадцать минут звонить будем.

– А потом?

– Я же сказал – звонить. А там… – Большаков замолчал. Заканчивать фразу он не считал необходимым. Тем более в такую жару.

– Ну!

Большаков не ответил. Он, разомлевший от жары, брезгливо морщась, наблюдал за проходившим мимо работягой-строителем, короткие, по щиколотки, штаны которого, а также клетчатая рубаха были потрясающе грязны и красочны.

– Одеждой стены мазал, никак. Смотри, на нём места живого нет.

– Да у него и рожа не лучше, – откликнулся Скудин. – Как будто маска из алебастра. Стукни по башке – штукатурка посыплется.

Строитель, словно подстреленный их осуждающими взглядами, начал спотыкаться и едва не упал. На ногах, однако, удержался. Сам он не упал, но что-то выронил. Что-то из него выпало, свёрточек, как будто.

– Потерял чего-то оштукатуренный, – рассмеялся Скудин и лениво позвал: – Эй! Эй, тормозни!

Но маляр-штукатур его не услышал.

– Да ладно тебе, – сказал Большаков. – Пускай топает растяпа. А надо – вернётся и найдёт. Гвозди какие-нибудь или шурупы посеял.

– Гвозди, надо думать, созвякали бы.

– Ну не гвозди, какая разница? Или он глухой. Кстати, и тебя не услышал.

С минуту сидели молча. Наконец Скудин объявил:

– Пойду гляну.

Большаков скривился, но ничего не сказал. Жарко, душно – зачем дёргаться? Было бы из-за чего.

Скудин без труда отыскал то, что уронил строитель. Скудин нашёл штукатурову потерю и остолбенел – на обочине валялась пачка светло-зелёных купюр, крест-накрест перехваченная чёрной резинкой. «Зелень»! Да так много! Вот это да!

– Мои! – прошептал Скудин и оглянулся на машину. Большаков вряд ли видит его. Скудин согнулся пополам и принялся топтаться вокруг пачки денег, имитируя поиски. – Мои! На двоих не делится!