Александр Вин - Сакура, свадьба, смерть

Поэтому и попал он Глебу Никитину с первого же удара.

Правой, по скуле.

И прыгнул-то он после этого тоже ловко, желая уже ногой попортить рёбра временно лежащему на земле капитану Глебу.

Но не всегда желания участников дискуссии совпадают.

С усилием прогоняя создавшийся в голове туман, Глеб всё-таки отвлёкся на серьёзные намерения парня, и рывком перекатился на полметра в сторону.

Значительных размеров красивый башмак пролетел мимо.

Глеб вскочил на ноги, смахнул пыль с виска, и встал в боевую стойку.

– Невежливо. И не практично. И в чём же причина, малыш? Неужели, я не нравлюсь тебе как мужчина?!

Младший комендант суетливо подпрыгивал, готовясь к очередному удару, но счёл возможным пояснить.

– За то, что с гастерами тут возишься! Чёрные нам здесь не нужны!

– А какие нужны – синие?

На этот раз Глеб был готов и нырнул, уходя головой, под руку противника.

Тот, кто однажды научился ездить на велосипеде, никогда не позабудет нужных движений.

Так и в боксе.

От второго-то удара капитан Глеб Никитин ушёл осознанно, реагируя на явно излишнее дёрганье паренька, а вот над своим ответным движением он даже и не задумывался – это произошло автоматически, с учётом прожитых лет и опыта подобных обстоятельств.

Грубиян лязгнул челюстью, вздрогнул причёской и грохнулся на землю.

Пришло время посмотреть на него внимательнее.

Глеб подошёл, присел рядом, тронул за плечо неподвижного человека.

– Вставай, вставай, приятель…. Скоро обед. Негоже пропускать очередной приём пищи.

Парень замычал, зашевелился, подогнул ноги, намереваясь подняться.

– Вот, правильно. Ты живой – и это уже хорошо.

Тратить время на дальнейший осмотр величественных развалин Колизея не входило в планы капитана Глеба. Он безмятежно отвернулся, отряхиваясь, поставил ногу на скамейку, готовясь завязать шнурок.

Рёв.

И нож.

Не поворачиваясь, просто коротко оглянуться, сантиметров на десять переместить себя в сторону, приподнять руку, пропустить под ней свирепый, тычком, с разбегу, удар блестящего лезвия, принять на собственную спину потное тело хрипящего от ярости противника, схватить обеими руками его руку, ту самую, что пролетела вперёд с ножом, крутануть её, до хруста, до стона позади, и отпрыгнуть в сторону, не успев при этом завязать ни один из шнурков.

Полсекунды, секунда…. Примерно так.

Капитан Глеб оглянулся.

Паренёк вновь тупо, по-носорожьему, готовился подняться и броситься на него с ножом.

Это было неправильно, нехорошо. И обидно.

Движения-то помнятся…

Поясной ремень из тёмно-синего плотного брезента, с тяжёлой, литой металлической пряжкой всегда и везде был с Глебом. И в его ночных похождениях в порту Хельсинки, и среди карибских скал, и на просеках родных лесов, и в напряжённых мужских разговорах посреди африканских улочек Сьерра-Леоне.

Движение-то одно….

Со свистом ткани о ткань капитан Глеб Никитин выхлестнул ремень с пояса и намотал его на кулак, оставив полметра с пряжкой на воле.

– С гастерами полизаться захотелось?! Козёл! Урою!

Крик – и рука с ножом летит на Глеба уже сверху.

Точный взмах ремнём – и нож на земле, а паренёк скулит по соседству, зажимая рассечённую литой пряжкой ладонь.

– Ну, а теперь моя очередь, малыш!

То, что иногда нужно останавливаться, даже если и очень хочется при этом посовершать ещё немало приятных движений, учила когда-то юного Глеба одна опытная женщина. Он дружеский совет запомнил.

Сколько раз разъярённый капитан Глеб успел взмахнуть своим жестоким ремнём, никто и никогда не сможет узнать. Главное, что он вовремя выдохнул и остановился.

Вовремя.

Окровавленный, с тёмно-красными полосами на своих белоснежных льняных одеждах, невежливый паренёк хрипел у него под ногами уже по-настоящему.

– Ну и что ж такого мы с тобой тут натворили, милок? Ты пошто к старому человеку приставать-то беспричинно вздумал?

Умыться было нечем, поэтому Глеб просто заправил свой ремень на штатное место и присел на ближнюю скамеечку.

– Впрочем, чего это я?! Я ж ведь и не старый ещё, а просто пожилой, так себе, самую малость…. И всё-таки, приятель, настойчиво хочу узнать, какие же основные претензии у твоего родственника-коменданта ко мне, невинному страннику? Ответь, а?

Осознав, что его оставили жить, злодей заговорил.

Тихо, с придыханием, сплёвывая осколки зубов и комки густой крови.

– Твой…, твой…, этот, гастер, грязный который…, чёрный, он сдал человека, который…, которые его на работу…, устраивали. А ты – с ним…, всегда…, спрашивал, говорил…. После этой свадьбы вы на Игорька, … на Игоря, на нашего, предьявы стали вешать…, что это он невесту…, что замочил он её. Вот. Вот так…

– Игорёк?! Очкастенький такой? Свадебный свидетель? Он что, тоже ваш?!

– Племянник…, коменданта. Мой брат…, троюродный. А вы…, на него, а мы, а нам дядька сказал…, чтобы наехать на тебя….

– Вот это фокус!

Капитан Глеб Никитин совершенно искренне изумился, и с серьёзным выражением лица принялся задумчиво почёсывать собственный затылок.

– Ладно, эту ценную информацию оставим на потом, а сейчас…

Пощёлкав телефоном, он, тщательно прицелившись к физиономии полосато-окровавленного паренька, сделал несколько снимков.

– Запомни, малыш, – для нужд хорошего человека у меня всегда найдется подходящее количество денежных знаков. И я всегда готов отдать их в обмен на настоящее удовольствие. Не серди меня лично и передай всему своему святому семейству, чтобы и они избегали разговаривать со мной невежливо, в том числе, и на языке жестов.

Ты же ведь не хочешь, чтобы тебя нашли однажды в густом лесу, ставшего жертвой, допустим, жестокого медведя, который, вот ведь зверюга, додумается до того, что, для примера, изуродует тебя кастетом. За деньги-то и медведь в лапы кастет возьмёт…. Не хочешь же ведь ты стать персонажем такой смешной сказки, а? Ну, скажи….

– Не-ет…

– Ну, вот и хорошо, вот и замечательно! Заодно передай своим ментятам, всем, оптом, и бывшим, и настоящим, чтобы и Ивана моего они оставили в покое. Стань личным ангелом-хранителем для него, береги парня, очень тебе советую! Я буду изредка сюда приезжать, интересоваться.

Почувствовав, что дыхание пришло в норму, и что нет больше причин сердиться по пустякам, капитан Глеб поднялся со скамейки. Собравшись уже было уходить, ещё раз наклонился к стонущему на земле пареньку.

– А вот насчёт «урою, урою…», то это ты, приятель, явно погорячился. Для таких подвигов ты урыльником не вышел. Так что вот так…. Прощай!

Было жарко, и страшно кружилась голова. То ли от увесистого первого удара, то ли от духоты и запаха недавней чужой крови.