Владислав Картавцев - Восемнадцать часов дурдома

Целый месяц Андрей пытался избавиться от ледяного страха быть побитым внезапно протрезвевшими мужьями – искомый страх за время колхозного существования пропитал его насквозь. Андрей даже подумывал обратиться за помощью к психологу, но потом стиснул зубы и дал себе слово, что сам справится. А поскольку клин клином вышибают, он решил перевести всё в смех, для чего как-то вечером сел и написал поэму под названием «Колхозные вечера».

Андрей трудился несколько дней – подходящая рифма все никак не шла в голову, зато когда закончил, остался очень доволен. Страхи покинули его сами собой, и он с непередаваемым чувством облегчения закинул фотографию на антресоли, где ее вскоре съели крысы – да и бог с ней!

– Да, интересно, какая же она? А вдруг еще и с гешефтом, в смысле, если папа богатый, вдруг чего-нибудь перепадет? – Андрей вспомнил Крамарова и его: «Куплю пиджак с отливом – и в Ялту!», громко фыркнул и не менее громко чихнул. – И почему всегда так: если девушка прекрасна телом, то нет ничего за душой, а если прекрасна делом, то страшна, что Квазимодо твой?

– А вдруг у нее папа извращенец? Вдруг всем ухажерам своей дочери он предлагает сначала познакомиться с ним? – рассеянные, неконкретные мысли бродили в голове Андрея, фоном оттеняя грандиозную постельную сцену с его – Андрея – участием.

Девушка сидит в отороченной лисьим мехом прозрачной брендованной ночной рубахе на краю итальянской кровати и капризно надувает губки. Весь ее вид говорит о том, что только олигарх достоин разделить с ней ложе. Голос за кадром:

«Она еще не знает, что ждет ее впереди!»

«И что же?» – кричат зрители из зала.

– А вот что! – внезапно рядом с Анжелой материализуется невесомая тень – в ярко-оранжевых в цветочек трусах и в очках Gucci. Тень медленно раскачивается в воздухе, открывает рот, и изо рта вываливается длинный язык, на котором написано: «Добро пожаловать в секс-вселенную Корявого! Секс и еще раз он, и масса незабываемых впечатлений – и даже без папы-начальника!»

Девушка от неожиданности испуганно дергается, резко выбрасывает левую ногу вперед, случайно обнажая нежную розовую плоть, и наступает на жадно тянущийся к ней язык.

«Что это?» – кричат зрители из зала.

«Спокойно! – отвечает им бестелесный голос за кадром, – сейчас возникшее недоразумение будет устранено, и действие продолжится!»

Под давлением ноги язык отваливается и быстро уползает за шкаф, откуда периодически высовывается и показывает Анжеле кончик.

Немая тень увеличивается в размерах, она нависает над девушкой, трусы приобретают пурпурную окраску, а Gucci трансформируется в Prada с треугольными линзами. Одновременно уши тени растут и вскоре начинают напоминать слоновьи – и по форме, и по содержанию. Тень заворачивается в них полностью, подпрыгивает, из отверстия сзади вырывается реактивное пламя, и тень летит к потолку. Взрыв – подобно петарде! Тень превращается в Андрея в строгом черном трико, планирующего на пол на парашюте.

На груди у Андрея большой трафарет: «Welcome except Obama!», он улыбается и показывает Анжеле отличные крупные, как у лошади, зубы. Но не ржет! На плече у Андрея закреплен лазерный бластер – на случай появления Джокера в самый неподходящий момент. И вот – долгожданный миг: Анжела встает и радостно вскидывает руки в приветственном жесте, случайно обнажая нежную розовую плоть, которую немедленно атакует выпрыгнувший из-за шкафа язык.

«Уйди, противный!» – кричат зрители из зала.

«По многочисленным заявкам! – бестелесный голос за кадром немедленно вмешивается, – мы лишаем похотливый язык статуса резидента. Отныне он только смотрит! И поделом»!»