Владислав Картавцев - Восемнадцать часов дурдома

– Ну, тогда пошли!

– Нет, что ни говори, а зловещей места, чем минус пятый, на свете найти трудно! – Перельман потянул Андрея за рукав и указал на выдавленное в стене гигантское распятие с обнаженным Христом в окружении демонов. Кто бы ни был неведомый творец распятия, не приходилось сомневаться в его безумии – гравюра производила столь жуткое впечатление, что мало кто мог смотреть на нее дольше пары секунд. На лике Христа, казалось, отразились все страдания человеческие, а демоны явились напрямую из ада, готовые унести туда любого, осмелившегося разглядывать распятие дольше положенного.

– Знаю! – мельком глянув в сторону гравюры, Андрей заученно прикрыл глаза. – Здесь, вообще, лучше ни на что не смотреть! Через пять минут крышей поедешь! Кстати, что это за звук?

Отряд остановился. Андрей приложил палец к губам – все напряженно слушали. Откуда-то издалека доносились звуки мелодии, которую Онуфрий точно идентифицировал, как: «Ах, мой милый Августин!». Надрывно звучала губная гармошка, и хор пьяных гестаповцев старательно выводил слова. Музыка завораживала, подчиняла и пригибала к земле – и спустя минуту Андрей поймал себя на мысли, что готов сдаться гитлеровцам без боя.

– Врешь, не возьмешь! – он скинул перчатку и яростно вцепился зубами в кулак. Из прокусанной вены хлынула кровь, Андрей покачнулся и… пришел в себя. Наваждение отступило, страшный бессловесный призрачный зверь отпрянул, устрашившись крови, и сгинул в темноте. Андрей быстро вынул жгут и перемотал руку. Посмотрел на санитаров – они находились в состоянии глубокого транса.

– Приплыли! Опять фашисты! – Перельман затравленно посмотрел на Андрея.

– Мы что, перенеслись во времени и оказались в июне 41-го?

– Брось! – Андрей всеми силами пытался поддержать своих присмиревших бойцов. – Я читал, перемещение во времени невозможно!

– Нет, возможно! – Гриша плавно сполз на пол. – Хоть режь меня, Изольдыч, дальше я ни ногой! Под фаустпатроны я не подписывался!

– И я! – Онуфрий отвел глаза и ловко устроился рядом с Перельманом. – Посижу здесь, а ты иди, Андрюша! Иди! Ты главный – с тебя и весь спрос!

– Прокоп, а ты? – у Андрея еще оставалась надежда, что боевой санитар его не подведет. Однако и она не оправдалась – Прокоп разинул рот, издал чавкающий нечеловеческий звук и отвернулся.

– Понятно! Вот уж не думал, что в самом конце пути окажусь в одиночестве! – Андрей угрюмо посмотрел на забастовавших, находящихся под гипнотическим воздействием санитаров, хотел покрыть их матом, но передумал – его люди сделали максимум из того, на что были способны, и не их вина, что враг применил оружие массового поражения – патефон с «Августином»! От судьбы не уйдешь – придется разбираться во всем самостоятельно!

Андрей глубоко вздохнул, отобрал у Перельмана рюкзак с гранатами, у Онуфрия – вторую дубинку и обреченно двинулся вперед.

– Интересно, как чувствует себя бутерброд, когда его едят? – Андрей оглянулся на санитаров – между ними и Андреем было уже метров пятнадцать.

Он чувствовал себя почти голым – и не просто голым, а обжаренным в сырном соусе и сдобренном специями – аккурат для праздничного стола. То, что его съедят, он почти не сомневался. Вот сейчас, сейчас… Ст о ит только выглянуть за угол!..

– На счет раз! – Андрей втянул голову в плечи и решительно сделал шаг в вечность. Он ожидал лютого пронзительного воя (от которого кровь не просто стынет в жилах, а сворачивается подобно парафину), приближающегося к нему со всех сторон. По его прикидкам, после обнаружения жизни ему останется не более трех минут – пока не будут использованы все гранаты, и пока «школьники» не навалятся на него кучей. А кончится все закономерно – к нему подойдет самый страшный «заботливый», медленно сорвет с него шлем и, ласково поглаживая Андрея по голове, вопьется клыками в кадык.

– Интересно! – Андрей неуверенно повернул голову вправо-влево, – никого нет! А где все? – его окружало пустое безпациентное пространство, гармонию которого нарушал только проклятый «Августин». – Куда все делись?

Андрей закрыл глаза, потом открыл. Он где-то читал, что если как следует зажмуриться, мираж обязательно исчезнет – а то, что вокруг него мираж, он почти не сомневался. Здесь должно быть полно психов высшей категории опасности! Мало того, он сам уже должен быть трупом – однако ж, жив и почти не пострадал!

– Куда теперь? – Андрей вытащил из карманчика на разгрузке старинную монету, на одной стороне которой был изображен крест, на другой – лик императора. Андрей звал его Калигулой. – Пусть решит судьба, если крест – к «школьникам», если Калигула – к «шестеркам»!

– Дзынь! – монета покатилась по полу и застыла на ребре. Андрей громко выругался и сам испугался звукам своего голоса. Человеческая речь в этом пространстве вечного сумеречного забвения звучала, как богохульство.

Андрей вдруг решил помолиться. Он присел на корточки, положил рядом дубинки, перекрестился и два раза прочитал «Отче наш». На него снизошло спокойствие – единственно только, занудный Августин постоянно отвлекал Андрея от небесной благодати.

– Пора заканчивать с этой шарманкой! – после очередной высокой ноты пьяных гестаповцев Андрей впал в ярость. – Господь велит мне сначала разобраться с фашистами, а потом снова кинуть монетку! – Андрей был в этом уверен.

Он вскочил, поправил бронежилет, схватил дубье и устремился на звуки музыки вперемешку с адольфовскими бубенцами. Сейчас он выяснит, кто здесь воду мутит!..

– Опа! – Андрей влетел в обеденный зал и остановился, как вкопанный. Впереди метрах в десяти от него (рядом с заколдованной дырой в полу) маячила одинокая фигура, облаченная в темную колдовскую тогу. Фигура напоминала материализованное привидение, она молчала, покачивалась из стороны в сторону и производила впечатление абсолютного вселенского зла.

У Андрея подогнулись коленки:

– Здравствуй, доктор Evil! – Андрей робко двинулся вперед, осеняя себя крестным знамением через каждый шаг. – Если ты пришел за мной, сначала одолей силу Христову, исчадие ада!

Фигура, кажется, никак не реагировала на приближение Андрея. Подойдя ближе, Андрей обратил внимание, что она вся какая-то нескладная – тога свисала с худых плеч, как китайская дерюга раннего дофабричного образца, а капюшон по размеру был явно больше необходимого (или просто голова у доктора Evil была, как у микроцефала). Андрей улыбнулся – грешн о ждать серьезных неприятностей от такого уродца – и прибавил шагу.

Фигура отреагировала. Она медленно повернулась.

На Андрея из-под капюшона смотрели вполне вменяемые человеческие глаза синего цвета – женские. Остальное лицо было спрятано под маской-балаклавой.