Дмитрий Вощинин - Время иллюзий. Третий глаз (сборник)

– Георгий Алексеевич, может, для поднятия духа? А? – показывая на оставшуюся бутылку, улыбался физик.

– Нет, уважаемый Борис Абрамович! – твердо произнес Егор.

– А жаль! Тема – то интересная.

Придя к себе, он позвонил Вике. Молчание. Через некоторое время молчание повторилось.

Егор помчался на станцию. Потом к ней домой.

Дверь открыла Таня.

– Ой, дядя Георгий, как хорошо, что вы пришли. Мне только что позвонили и сказали, что мама попала в аварию и сейчас в больнице.

– Как! …Срочно едем в больницу!

– Сейчас приедет бабушка. За нами заедет машина. Я даже не знаю, какая больница…

– А почему не спросила?

– Сказали, заедут, чего спрашивать?

– Скажи рабочий телефон матери.

– Вот, – она подала материну визитку.

Егор позвонил.

– Институт Склифосовского… Меня убивает твоя холодность, – отрезал он.

– А меня твоя горячность.

Его ухо резанула эта фраза. Особенно обращение на «ты».

Егора пустили в палату. И он увидел бледную Вику.

– Ну, как ты?

– Теперь ничего…Думаю, все будет хорошо.

Она была смущена и не скрывала радости от его появления.

– Как же это тебя угораздило?

– Да я сама виновата: переволновалась.

– Но ты всегда такая уверенная, спокойная.

– После того, как ты ушел, мы поссорились с дочерью.

– Из-за какого-то пустяка?

– Да нет, из-за тебя.

Егор удивленно посмотрел ей в глаза.

– Я не могу тебе врать. Она стала мне объяснять твои общения с непонятными существами. Все это не просто. И даже опасно.

И еще. Эта сопля вчера мне сказала, что будет любить тебя сильнее.

– И ты приняла это всерьез?

– Ты ее не знаешь. Если она сказала. Она всегда была странная. Сначала я думала, что я плохая мать, а потом поняла: она из какого-то другого теста. Я всегда помню, что не любила человека, который мне ее подарил… Любовь пришла позже. Это похоже на кару, когда нарушаешь заповедь…

«Седьмую», – про себя подумал холодеющий от этой мысли Егор.

– Вот сейчас я полюбила и родила бы тебе ее, и она бы была моей и твоей.

Егор молчал, он, кажется, понимал глубину ее слов.

– Теперь я уже не могу вырвать дочь из моей жизни… После аварии мне показалось, что у меня не будет сил сопротивляться смерти, но вдруг поняла: ничего случайного нет… Увидела тебя, и мне захотелось жить.

– Дорогая, я сделаю все, чтобы было хорошо!

– Ты искренен. Я и люблю тебя за это. Пожалуйста, не приходи, пока, хотя бы сюда.

Егор молчал. Он понял, что она хотела стены,… которая, возможно, поможет обоим.

– Но я не могу.

– Я тоже, но необходимо время. Постарайся понять и решить эту проблему. Выход, наверно, есть, но он не простой.

Он вышел из палаты, как в темноту. Жизнь меркла с каждой минутой понимания, что произошло непоправимое.

Временами он стал заговариваться. Слух его притупился.

Скоро он вынужден был обратиться к врачам. Общение с ними привело к белой палате. Он оказался на больничной койке.

Окружающие больные его не раздражали: он их практически не замечал.

Его лечащий врач, Игорь Львович, любил разговаривать с ним. При этом всегда присутствовала сестра Зинаида Николаевна не по годам багровая и безмерная в ширину.

– Не знаю, но думаю, шансы на выздоровление есть, – говорил он, глядя на меланхолическую сотрудницу.

– Несомненно, он наш. Будем пробовать лечить, – покорно отвечала она, преданно глядя на Игоря Львовича.

– Значит, успокоительное, и опять же больше покоя. Время лечит все.

Егор жил здесь, как на необитаемом острове. И ему было покойно.

Редкие картины действительности неожиданно возвращали к реальной жизни.

Первое напоминание о ней вызвало появление в больнице сына.

– Рад тебя видеть! Я забеспокоился, когда ты неожиданно пропал, – возбужденно и искренне говорил Александр.

– Ничего, лечусь. Все будет нормально.

– Отец. Не знаю, как тебе объяснить. Ты пропал, и я поехал в поисках на дачу. Там нашел кейс с деньгами.

– И что?

– Ты сказал – это кредит. Время идет. Я решил положить их в коммерческий банк. Но не знаю, как сказать, что теперь делать. Мы погибли! Банк оказался фальшивкой, ловушкой для простаков.

Я, конечно, дурак! Так стыдно! Короче, теперь ни денег, ни банка.

– Слава Богу! Спасибо тебе, сын!

– Я тебя не понимаю. Твое спокойствие. Прости за все, – проникновенно говорил Александр, с сожалением думая про себя, что отцу придется пролежать здесь очень долго…

– Это ты меня прости! Ох, сынок! Понять меня сейчас вообще трудно.

Через день пришла жена. Она от сына узнала о болезни и местонахождении мужа.

– Знаешь, Егор, ты должен меня понять. Твое заболевание обязывает заглянуть немного вперед,…последнее время для тебя семья перестала что-либо значить. Твои поиски, желание быть одному дает мне основание самой планировать свою жизнь. И ты не должен держать на меня обиду.

– Я вовсе не обижаюсь. Был бы рад, если ты сказала об этом раньше.

– Хорошо, что ты меня понимаешь. Желаю тебе быстрого выздоровления. Если что-то нужно, ты можешь рассчитывать на мою заботу, помощь. Но пока я не вижу никакого выхода из наших семейных отношений.

– Я тебя понимаю… Ты можешь чувствовать себя… свободной от моих исканий и заморочек. Ты, наверно, права. Главное, что нет чего-то главного между нами…

– Я сейчас не готова к пониманию.

– Возможно, я в большей степени виноват в этом, и я прошу прощения, – Егор попытался заглянуть ей в глаза.

Слезы появились на ее лице.

– Я вовсе не хочу этим разжалобить тебя. Наоборот, я прошу прошения за все, что привело к этому. Прости меня, Лена!

– Егор, мне тяжело продолжать, я пойду. Прости и ты меня за все.

Она выскочила из палаты со слезами на глазах.

Уже значительно позднее, когда больничный двор зашелестел созревшими яркими листьями, Егору во сне предстала странная картина.

На фоне мерцающего света сновидения явилась необыкновенная женщина с распущенными волосами и проникновенным взглядом. Он видел похожий взгляд у мадонны Рафаэля. Чистый и твердый, страждущий, переходящий за границу земного, вселяющий таинство небес и видящий необъятное.

Пронзенный яркими лазурными лучами, ее лик увеличивался в размерах, будто приближался и смотрел на Егора доброжелательно с едва уловимой улыбкой. Черты ее вдруг начали меняться, и перед ним вдруг проявились другие… удивительно знакомые и родные…

– Вспомнил ты меня, внучек?

– Бабуля!.. Ты жива?

– Я с тобой, ты не помнишь, я ведь тебя окрестила.

Я чувствую твои тревоги. Что с тобой?

– Даже не знаю, как объяснить.

– Ты сказал, и я все поняла. Сходи в храм, помолись перед иконой Божьей Матери.

– Я даже креститься не умею.

– Тогда просто постой рядом с ней.

Егор открыл глаза окрыленный надеждой и неожиданным приливом сил и здоровья.