Ярослав Питерский - Падшие в небеса.1937

Павел пожал плечами и пошел за ней. Она взяла его под руку и, прижавшись, семенила рядом.

– Как ты съездил в Минусинск?

– Хорошо, бельчонок. Хорошо.

– Я так переживала!

– О чем?

– Просто, ты же знаешь, я всегда переживаю, когда ты куда-нибудь уезжаешь. Мало ли что?!

Павел остановился и, обняв Веру, поцеловал ее в мочку уха. Она вновь рассмеялась:

– Не надо так. Мне щекотно. Пойдем.

Они медленно зашли в городской парк. Он казался уснувшим великаном. Пустые аллеи. Ели и сосны со снежными гирляндами на ветках, словно сказочные красавицы, заколдованные неведомым злым волшебником, стояли вдоль аллеи.

Их скамейка выглядела сиротливо. Снег укутал ее, словно одеялом. Было видно, что сюда давно никто не приходил.

– Верочка, нет. Посмотри. Тут же холодно. Пойдем ко мне. Я боюсь, что ты простудишься.

– Нет, Паша, мне хорошо. Только вот немного ноги замерзли. Но все равно. Я хочу прогуляться. Я устала сидеть в душном кабинете. Мне нужен свежий воздух. Ветра нет. Посмотри, какая красота! – Вера расставила руки в стороны, словно пытаясь обнять аллею.

Она кружилась и хохотала. Он стоял и улыбался. Нет, она красавица. Она само совершенство! Она все, что есть лучшее в этом мире!

– Паша, а пойдем к Енисею?! Посмотрим!

Павел пожал плечами:

– Ну, пойдем. Пока не стемнело. А то уже вон сумерки. Сейчас ведь самые короткие дни начинаются в году. Ночь длиннее дня. Тьма властвует над миром! – пошутил Паша.

Вера стала серьезной. Она посмотрела в глаза Клюфта со страхом и, тяжело вздохнув, потянула его за рукав. Они шли по аллее к Енисею. В конце парка была смотровая площадка. Оттуда открывался прекрасный вид на великую реку. Когда они вышли на этот пятачок, Вера обернулась и прижалась к Клюфту. Тот нежно обнял ее.

– Вера, что с тобой?

– Не знаю, Паша. Не знаю. Красиво. Вон как красиво. Посмотри?

Павел пытался согреть своим дыханием ее пальцы. Он нежно прикоснулся губами к ее ладони. Вера улыбнулась.

– Вечность! Паша. Когда я смотрю на эти горы, я думаю о вечности.

Павел взглянул вдаль. Синие горы на правом берегу Енисея и темно-лазурное небо. Вот-вот начнется закат. Сумрак еще не опустился, но он уже готов был властвовать над землей. Он подкрался к городу. Облака светились каким-то красно-багровым цветом. Солнце было на западе. Оно словно сдавшись, собиралось бросить землю. Устало ее освещать, отдавая во власть темноты.

– Паша, а тебе нравится наша природа? – спросила Вера грустно.

– Конечно, бельчонок, – Клюфт вновь взял ее руки и поднес к губам.

– Наш Енисей. Посмотри, Паша? Посмотри? Тебе не кажется, что он живой? Он все понимает, все чувствует.

– Кажется, бельчонок, кажется.

– А сейчас он спит. Он уснул. До весны. Лед, это словно одеяло. Он укрылся одеялом и спит. Ему сейчас тепло и спокойно.

Павел посмотрел на замерзшую гладь реки. Белый панцирь сковал русло. Вода, ее не видно. Она там, где-то глубоко. Черная и беспокойная, она как кровь сказочного великана бежит туда, к северу. Она несет силу. Она несет энергию, которая может все. Которая может быть доброй и злой, разрушительной и созидательной. Эта вода. Сколько ее утекло за миллионы лет? Сколько ее еще утечет? И их уже не будет. Не будет даже их праха и, может быть, и воспоминаний о них, а эта вода будет. Она также будет бежать то подо льдом, то сломав его по весне и выбросив, как ненужный хлам.

Павел задумался. Вера права, вечность – это вода. Вечность – это горы, там, на правом берегу. Там, вдалеке. Человеческая жизнь, что она по сравнению с этими горами и рекой? Ничто. Мелочь.

Клюфт обнял и поцеловал Веру. Она ответила на его поцелуй. Ее губы были с привкусом меда. Павлу стало тепло.

– Вер, пойдем ко мне. Ты простынешь!

Она улыбнулась. Ничего не ответив, вновь потянула его за руку. Они шли по улицам, никого не замечая. Для них не было людей. Когда они добрались до дома Клюфта, уже стемнело. Павел не стал зажигать свет. Они разделись и упали на кровать. Постель была холодная. Но через минуту им стало жарко. Это была страсть. Энергия любви охватила их, забирая все силы. Они ласкали друг друга, не замечая скрипа пружин старинной кровати. А потом… лежали уставшими, но счастливыми. Он вслушивался в ее тяжелое дыхание, и ему было хорошо. Они лежали в темноте долго. Как ему показалось, целую вечность. Но потом она встала с кровати и, не зажигая света, стала одеваться. Он рассматривал ее стройные ноги и пухлую грудь. Через минуту она зажгла свет. Лампочка под потолком светила тускло и противно. Он прикрылся одеялом. Ему было лень одеваться.

– Подай мне папиросы, курить очень хочется, – ласково попросил он ее.

Вера достала у него из шубы пачку папирос и кинула на кровать вместе с коробком спичек. У зеркала Щукина причесалась, заколов свои ржаные волосы в пучок на затылке. Он любовался, как она, прикусив зубами шпильку, старательно укладывает золотые локоны.

– Ты красавица, – улыбнулся Павел и затянулся папиросой.

Она тоже улыбнулась. Но вдруг стала серьезной. Поправив волосы, взяла стул и села рядом с кроватью. Она внимательно смотрела ему в глаза. Клюфт, молча, пыхтел папиросой. Ему не хотелось ничего говорить. Счастье, может, оно и есть вот в этом. В этом молчании и сладостной усталости после любовных ласк. Вера вздохнула. Она положила руки себе на колени и как-то смешно, поджав плечи, смущаясь, сказала:

– У меня для тебя новость.

– Какая? – Клюфт улыбнулся.

– Как ты отнесешься к тому, что у меня будет ребенок?

– Что? – он даже не понял, что она ему говорит.

Последняя фраза прозвучала тихо и нелепо.

– Что? Что ты говоришь? Как ребенок? Какой ребенок?

Вера ухмыльнулась и грустно, улыбнувшись, потянулась к его руке. Он взял ее ладонь и почувствовал теплоту:

– Какой ребенок, Вера?

– Глупенький. Когда мужчина и женщина занимаются любовью, у них нередко в результате этого появляются дети. Я беременна.

– Что? Беременна? От кого?

Вера расхохоталась. Она смеялась громко и звонко. Клюфт почувствовал себя полным идиотом.

– Вера? Что за шутки?!

Щукина вдруг вновь стала серьезной. Как ему показалось, у нее на ресницах мелькнула слезинка:

– Нет, Паша. У меня будет ребенок. От тебя. Понимаешь, я беременна. У нас с тобой будет ребенок. Нам нужно принять решение.

Павел вскочил с кровати. Он стоял перед ней совершенно голый, нелепо держа в руке папиросу. Очнувшись, выбросил окурок на пол и стал судорожно одеваться. Она все это время наблюдала за ним, грустно улыбаясь.

– Ты нервничаешь? Ты испугался?

Клюфт сел на стул рядом с ней. Он внимательно посмотрел испуганными глазами на нее. Его губы тряслись. Новость его ошарашила:

– Я растерялся, с чего ты взяла? – виновато буркнул он.