Лана Невская - История одной любви

А каким языком написаны папины письма! Паренек «из глубинки» – место рождения – деревня Дмитриевка, Белебеевского района, рано потерявший родителей (мать – в 15 лет, отца – в 18), окончившего педагогический техникум по специальности: математика и черчение, и военное училище, так излагает свои мысли, что позавидует любой журналист.

В этих письмах не только личная жизнь двух молодых людей. Это голос той послевоенной эпохи, когда люди почувствовали, что, несмотря на все потери, весь ужас пережитого, – жизнь продолжается! И именно любовь одна из первых стала прорастать яркими цветами на пепелище войны. Оказалось – любовь жива! Она идет нам навстречу, и как всегда, побеждает любые препятствия на своем пути. И вот – еще одной счастливой парой на Земле стало больше!

Конечно, все было непросто, у каждого на пути были свои «колючки», но если любовь настоящая, она обязательно преодолеет все трудности и выйдет победительницей!

Впрочем – судите сами…

27 сентября 1948 года

«С той поры, как мы увиделись с тобой,

В сердце радость и надежду я ношу.

По-иному и живу я и дышу

С той поры, как мы увиделись с тобой!

Милый друг! Наконец-то мы вместе!

Ты плыви, наша лодка, плыви!

Сердцу хочется ласковой песни

И хорошей большой любви».

Инна!

Я остаюсь здесь с самыми светлыми и самыми теплыми мыслями о нашей непродолжительной дружбе, с самыми хорошими мыслями о тебе, с надеждой неизбежности нашей новой встречи.

Лично от нас будет больше всего зависеть возможность и необходимость этой встречи.

Если наше желание, наши силы и наша воля к встрече будут твердыми, глубокими и большими; если все наши, даже самые малейшие дела будут сознательно направляться на осуществление этой встречи; и если каждый из нас будет видеть в ней свое счастье в будущем, и будет всегда помнить об этом, – то можно с уверенностью сказать, что ни время, ни окружающие люди, ни расстояния и никакие другие причины не свернут нас с нашего общего пути.

Необходимо только, чтобы каждый из нас имел в себе смелость всегда сказать все о себе и о друге, обо всех внешних и внутренних изменениях, об их влиянии на наши отношения.

Мне, расставаясь с тобой, всей душой хочется, чтобы ты всегда смело шла вперед, успешно преодолевала трудности на своем пути, и в борьбе с ними находила самое большое удовлетворение.

Мне хочется, чтобы ты шла вперед прямо, не останавливаясь и не сворачивая с пути, не задумываясь над необходимостью обхода трудностей и всегда помня о том, что только прямой путь будет твоим путем к заслуженному, а потому – самому большому счастью.

Я обещаю сам всегда выполнять все это и, не колеблясь, смело идти к своей цели.

Борис.

3 октября 1948 года

«Зато и пламенная младость

не может ничего скрывать,

Вражду, любовь, печаль и радость

Она готова разболтать!»

Боря, здравствуй!

Вот видишь, как все нехорошо складывается! Свой приезд домой я ознаменовала болезнью – грипп разыгрался не на шутку. Сегодня воскресенье, прекрасная погода, а я вынуждена сидеть дома. А вчера все-таки не выдержала и поехала немного покататься на велосипеде, но сделала это зря – сегодня чувствую себя хуже. Настроение паршивое. Сейчас с удовольствием бы поговорила с тобой по телефону, но ты не звонишь. А в голову лезут различные мысли и воспоминания…

Боря! Дописываю после разговора с тобой. Как хорошо, что ты позвонил – сразу на душе стало веселее. Сейчас бы еще погонять с тобой на мотоцикле! И зачем только существуют на свете болезни? Мне очень хочется, чтобы сегодня был такой же день, как всегда, когда мы проводили его вместе. Передо мной фотографии с видами Сан-Суси и парка культуры. На фоне парков – мы, и мне кажется, что все это только сон, и если я проснусь, то окажусь там в действительности… Это похоже на бред, но не удивительно. Ведь при высокой температуре люди иногда бредят.

Сегодня мне совсем не дают дописать письмо: то навещать приходят, то к папе по делу, то мама с витаминами донимает. Но я все равно отошлю тебе это сумбурное письмо. Думаю, ты не обидишься.

Всего тебе самого доброго.

С искренним приветом. Инна.

2 октября 1948 г.

«Если мы хотим, чтобы наша дружба

была достойна своего высокого названия,

то нужно, чтобы в нашей повседневной

практической работе нам всегда

сопутствовала постоянная благородная

внутренняя тревога за ее судьбу…»

Инна! Здравствуй!

Ты, конечно, теперь уже дома. А я начинаю смиряться с мыслью, что тебя здесь нет, и что мне придется еще долго жить воспоминаниями о тебе.

Я не пошел на танцы, и сегодняшний вечер решил посвятить тебе, не сожалея нисколько об этом. Ты заслуживаешь того, чтобы посвятить тебе значительную часть своего времени. Кроме того, у меня осталось много наших общих фотографий, и они никогда не дадут забыть о днях, которые мы провели вместе.

Самое хорошее, что можно сказать об этих днях, – хорошо, что они были именно такими. В них не было никаких прикрас и подделок, и самое лучшее, что украшало их, – это самая естественная простота. Она была всегда нашим постоянным участником и в нашем обращении друг с другом, и в суждениях о других людях, и в наших мыслях обо всем остальном. Наше общее «наоборот» не усложняло, а напротив – упрощало наши отношения, хотя, как ты знаешь, они и не всегда нравились мне. Но даже это «наоборот» помогало нам лучше узнавать друг друга, и, по-моему, не ошибусь, если скажу, что в нем было больше общего, нежели противоположного. А сейчас я согласился бы с этим твоим любимым словом, потому что очень хотел бы, чтобы действительно было все наоборот.

Я хотел бы, чтобы ты была не там, а здесь, чтобы я не писал тебе об этом, а говорил вслух, чтобы я не сидел здесь за своим столом, а был вместе с тобой на танцах. Но вышло все «наоборот».

Инна! Я давно обещал тебе сказать твою педагогическую специальность, и ты сама хотела ее знать…

Ты утверждаешь, что никогда не сможешь быть учительницей ни по какому предмету. Я утверждаю обратное, и сейчас мне хочется сказать, что ты научила меня благородному стремлению всегда поддерживать чувство долга перед тобой, ты научила меня ценить твою скромность и простоту, держать себя непринужденно в нашем маленьком обществе и понимать друг друга больше, чем мы оба, может быть, думали.

Сейчас мы далеко друг от друга, но можешь не сомневаться, что у тебя был очень способный ученик, и он не забудет твоих интересных уроков.

Он не забудет их, потому что ему не только твои фотографии будут напоминать о них, но и парк, где мы так часто бывали; и озеро, где мы катались на лодке и собирали лилии; и Бельведера, с которой мы любовались городом; и, наконец, – даже та маленькая скамеечка, на которой больше всего мы сидели.