Владимир Мощенко - Голоса исчезают – музыка остается

Горбыль – пайка хлеба.

«Одойя» – народная грузинская песня.

Мерани – крылатый конь в мифологии Грузии.

В 1971-м он так обращался к издателям: «Мои годы никак надо мной не висят, а крепчают, как градусы в горькой настойке. Было двадцать да тридцать – теперь пятьдесят. Я ещё покручусь, вероятно, полстолько. Вот поэтому я вас как раз и прошу: я пишу всей душой, болью каждого мига, и ещё, и ещё, и ещё напишу, – пропустите в печать мою первую книгу!» Не пропустили! Первой книги пришлось ждать ещё более 20 лет. В 1972 году сборник стихов был уже набран и должен был выйти в свет в Алма-Ате, но по причинам, далёким от поэзии, набор был рассыпан.

В книге даны мои переводы, кроме тех случаев, которые указываются особо.

«Циспери канцеби» – «Голубые роги» (так назывались журнал и объединение грузинских символистов).

Перевод Константина Липскерова.

Иосиф Гришашвили. Литературная богема старого Тбилиси. Перевод Нодара Тархнишвили (текст) и Владимира Леоновича (стихи). Тбилиси. Мерани. 1977.

Перевод Александра Ревича.

Бенито Буачидзе был расстрелян в 1937 году как «враг народа».

Из воспоминаний Анны Гумилёвой: «Семья Гумилёвых прожила в Тифлисе три года. В 1900 году мальчики поступили во II тифлисскую гимназию, но отцу не нравился дух этой гимназии, и мальчики были переведены в I тифлисскую гимназию. В Тифлисе Коля стал более общительным, полюбил товарищей. По его словам, они были „пылкие, дикие“, и это ему было по душе. Полюбил он и Кавказ. Его природа оставила в Коле неизгладимое впечатление. Часами он мог гулять в горах. <���…> Однажды, когда Коля поздно пришёл к обеду, отец, увидя его торжествующее лицо, не сделав обычного замечания, спросил, что с ним? Коля весело подал отцу „Тифлисский листок“, где было напечатано его стихотворение – „Я в лес бежал из городов“. Коля был горд, что попал в печать. Тогда ему было шестнадцать лет».

Музыкальные инструменты.

Осуждён Военной коллегией Верховного суда СССР по обвинению в участии в контрреволюционной террористической организации и расстрелян 21 апреля 1938 года на полигоне «Коммунарка».

Шикаста – восточная мелодия.

Переводчик неизвестен.

О стихах второй книги Вл. Эльснера, прекрасно иллюстрированной, в том числе Мартиросом Сарьяном, Валерий Брюсов убийственно заметил: «Подогретая водка». Но имя Брюсова в нашем разговоре с Владимиром Яковлевичем не упоминалось.

В каком-то из многочисленных интервью, когда зашёл разговор о том, что Володя был подвержен распространённой русской слабости, Марианна ответила, что это слишком мягко сказано, что он тогда находился в тяжелейшем состоянии, сознательно шёл к самоуничтожению. И добавила: «Я думаю, что его зависимость от алкоголя – следствие трагедии, которую он пережил». Не умолчала и о том, как на него ополчились сильные мира сего: Соколова просто стирали в порошок. «Он был совершенно нищий, больной и признавался мне потом, что чувствовал, как буквально сходит с ума. Тогда он и написал своё знаменитое стихотворение „Ты камнем упала, я умер под ним…“. Он действительно шёл к гибели и не сопротивлялся. Пытаться побороть такие обстоятельства – всё равно что вступить в схватку с дьяволом. И откуда у меня взялась такая уверенность, что я с этим справлюсь, до сих пор не могу понять. Но, как говаривали в старину, участь моя была решена. Я уже точно знала, что мне уготовано быть рядом с ним. <���…> Мы тщательно скрывали наши отношения, но Москва – город маленький, а тогда она была ещё меньше. То и дело мне звонил какой-нибудь „доброжелатель“: „Маргарита, а ваш Мастер, между прочим, сейчас сидит в ЦДЛ, а перед ним сто пятьдесят граммов коньяку. Скорей бегите туда“».

Жил я тогда в микрорайоне Ивановское, у Измайловского парка. Впервые попав в этот новый микрорайон, Володя проплутал не меньше получаса: все дома в нём были совершенно одинаковы. Но эта неприятность обернулась стихами: «Заблудился я… Да и скворцы тоже в поисках долго сновали… Эти здания – как близнецы, а хотят, чтобы их узнавали». А из чисто бытовой подробности родился ошеломляющий вывод: «Типовые дома неплохи. Может быть, даже вовсе неплохи. Но зачем типовые стихи нашей быстротекущей эпохе?»

Да здравствует ( гр. ).

Так у автора – не Цыбулевского !

А вот Владимир Соколов относился к Гие Маргвелашвили по-братски, считал его своим другом и именно ему посвятил нашумевшие стихи, в которых – эхо его трагедии: «Не уважаю неревнивых. Им, равнодушным, всё равно, когда, какое, чьё зерно взошло на их, на чьих-то нивах…»

См. хотя бы книги Сёрена Кьеркегора «Страх и трепет», «Понятие страха».

Высшие литературные курсы (при Литинституте им. Горького).

Мы с В. П. на следующий день побывали в отделении ГАИ, которое размещалось под каким-то мостом (по-моему, недалеко от ЦПКиО). Замполит укорял Васю: что ж он не признался, что он – выдающийся комсомольский писатель? Аксёнов развёл руками, сдерживая ухмылку. Они даже выпили в кабинете самого начальника по паре рюмочек двенадцатилетнего французского коньяка «Курвуазье». И договорились, что В. П. проведёт здесь творческую встречу с личным составом. И Вася слово своё сдержал: приходил, встречался с гаишниками, и те были на седьмом небе. Пришлось приходить к ним ещё. И В. П. гордился этим. Может, там и пришла к нему идея «Поисков жанра» со штрафной гаишной стоянкой, майором Калюжным, поливальными машинами, перевозившими куда надо девок, и водку, и «ширево»…

За полгода до выезда из СССР.

Я начинаю видеть свет. Эти глупости.

Роман «Ожог».

Участник потешных игр юного Петра I.

Откроем «Dolce Stil Nuovo»: здесь сказано, что Пастернак «стал более русским, чем все русские», своей «высокой болезнью» выразив «тонкие эмоции русских по поводу их земли и родни, в отступничестве от веры отцов, как Иосиф Флавий, призвав «к ассимиляции среди главного народа, за что и был всенародно высечен у столба».

Майя уже на следующей день презентовала «мадам Кваркиной» роскошные наушники Super Stereo headphone EE 45, принадлежавшие некогда Роману Кармену. Кстати, нераспечатанные…

Как пишет Аксёнов, «…всё ещё мальчишеском… во всяком случае, мне оно казалось таким». Боже, когда это было!..