Фарид Нагим - Танжер

– А давай пойдем на Поварскую, посмотрим на эту памятную доску, где Бунин жил? – сказал он, закашлялся и стукнул сигаретой о пепельницу, хотя пепла еще не нагорело. – Там еще эта надпись, не помню наизусть, – он посмотрел на сигарету, стряхнул ли он пепел.

– Я помню: «Как ни грустно в этом непонятном мире, он все же прекрасен и нам все-таки страстно хочется быть счастливыми и любить друг друга».

Деньги были на исходе. Однажды вечером позвонили. Трубку первым взял Димка. Я тоже взял трубку на своем аппарате, услышал голос Димки, а потом деловой, холодный голос Полины Дон.

– Извините, я могла бы поговорить с Анваром? – холодно спросила она.

– Привет, Полинка! – сказал я в свою трубку.

– Приве-ет, это ты?!

Это удивительно, насколько он был чужим и холодным, когда она говорила с Димкой, и насколько он изменился, стал теплым, нежным, родным и женственным, когда она услышала меня. У меня сжалось сердце от этого женского в ней и только для меня.

– Анвар, тут вот Игорь уезжает к себе, – сказала она и замолчала. – Это правда, Игорь? Ну, вот, он уже собирается, – она снова замолчала, я слышал ее дыхание. – Ты снова оставляешь меня одну, – она что-то говорила там, было еле слышно, видимо, она прикрыла трубку ладонью. – Анвар, короче, Игорь уезжает, а я могу завтра приехать к тебе!

– Приезжай, Полин. Давай встретимся на Петровско-Разумовской, я буду ждать тебя наверху, выход из первого вагона.

– Хорошо, – она снова что-то сказала в сторону. – Расскажи мне, как ты поживаешь, Анвар?

– А, в стиле той музыки, про которую я тебе рассказывал, – радовался я, и не хватало дыхания для голоса. – Отношусь к жизни, как суфий, и чувствую, что умру под забором неизбежно.

– Я не дам тебе умереть под забором, – сказала она. – Я у тебя есть.

Я весь вечер радовался. Шутил с Димкой, который не понимал моей радости. И мне было странно, что она говорила со мной при Игоре, это казалось какой-то ловушкой. Я стоял в своей комнате и вспоминал ее тело, ее «хохочущий» живот и то, как она стискивала зубы и спокойно предупреждала: «Я сейчас закричу», и никогда не кричала. Посмотрел на свой матрас и замер: «У меня же завтра на нём будет женщина!»

Ночью думал о ней, снова вспоминал ее тело, кончил и заснул.

Утром не знал, как часто это бывает в праздник, с чего начать: себя приводить в порядок, комнату или идти в магазин?

Димка болел. Я сходил в магазин, купил картошки, майонеза, большую курицу и литровую, пластиковую бутыль Джин&Тоника.

С дачи приехал Анатоль. Я разделал курицу, обмазал в майонезе и поставил в духовку на маленький огонь. Наводил порядок в комнате, разобрал постель на матрасе, подмел и вымыл полы, постелил на пол «ковры».

– Бабу ждешь, – Анатоль стоял в дверях и весело смотрел на меня.

– Жду, Анатоль, – радостно, как сообщнику, сказал я ему.

– Что ж, это дело хорошее, – вздохнул он.

– Деньги нужны, Анатоль? – засмеялся я.

Он вздохнул и склонил голову. Я дал ему червончик, оделся и поехал встречать ее. Димка, лежа в постели, читал «Энциклопедию анархиста», он посмотрел на меня поверх очков.

Купил в киоске баночку джин-тоника за 9.500 и жвачку. Пил в автобусе. Возле метро выбрал розу за 15.000. Ждал. Купил кофе и мясной буррито. Увижу ее и с ужасом скажу: «Там у меня уже курица горит!» Пил кофе. Повернулся. Она стояла, опершись локтем на турникет, и с манерным вызовом ждала, когда я, наконец, замечу ее. Меня поразила ее красота: пухлые, яркие губы, тяжелые гладкие волосы каре, льняное, просторное платье со шнуровкой и голые сильные ноги в легких сандалиях римских патрициев. Я смотрел на нее и с ужасом и жалостью вспомнил Надю и ту бомжиху. Я видел насколько она красивее их, и думал, как давно у меня не было красивой девушки, и как низко я пал и в какой барахтался грязи, и от этого влюбился в нее, и еще раз поразился ее красоте, от которой уже отвык. Я резко отставил недопитый кофе.

– Там же курица горит! – громко, на весь вестибюль, сказал я.

Она засмеялась своим тревожным смехом. Я поцеловал ее и почувствовал, что ЭТОГО мне уже не очень и хочется. Я с тревогой стал осознавать, что когда доходит до дела, то мне становится неинтересно, и нет особого желания, будто и здесь утрачен смысл. И от нее все еще пахло той бомжихой.

Она сказала, что не будет пить джин.

– Было у меня с ним знакомство, знаешь ли, – нервно сказала она. – Больше не хочется.

И мы купили по дороге «Хванчкару».

– Анвар, я же скоро уезжаю в Германию, – сказала она и оглянулась. – Я тебе не говорила?

– Нет… Ничего себе, в Германию!

– Расслабься, – усмехнулась она и оглянулась. – Еду туда на студенческую работу, буду на фабрике пряники в коробку упаковывать.

– Ну заработаешь там.

– Да, я тоже на это надеюсь, потому что я уже столько денег назанимала, что просто страшно. – Она внимательно посмотрела на парня у нашего дома. – Но уже все готово, осталось только фотоаппарат купить.

Она снова посмотрела на парня, и мне показалось, что внутри себя она облегченно вздохнула.

Курица не подгорела, я принес ее на противне из духовки и поставил на «ковер».

Пили: она – вино, я – джин-тоник. Зашел Димка.

– Познакомьтесь. Это девушка, которую я люблю, – сказал я. – А это парень, которого… который…

– Которого я люблю, – засмеялся Димка.

– Ну да, – засмеялся я.

Снова смотрели «Андеграунд».

– Он сейчас скажет: а завтра я угощу тебя обедом в ресторане «Русскому Цара», то есть «Русский царь», – снова переводил Димка.

Она слушала его и смеялась и смотрела на меня. Когда Димка уходил, мы целовались и сидели как ни в чем не бывало, когда он возвращался.

Выпили джин-тоник, выпили две бутылки «Хванчкары». Потом Димка ушел и вернулся с двумя литровыми пакетами какого-то дешевого красного вина.

И все это время я смотрел на нее, чувствовал ее и с наслаждением сознавал, что скоро у нас будет ЭТО, я всю свою твердость окуну в ее мягкость. И от этого хотелось быть добрым. Хотелось длить и отодвигать этот момент. Потом Димка пел: «А я милого узнаю, да по походке»… Прибежал Анатоль. Она испугалась его. Анатоль сидел на корточках у порога, влюблено слушал Димку, косился на Полину и подмигивал мне, когда она не видела.

– Дремлет притихший северный город, синее небо над головой. Что тебе снится, крейсер «Аврора», в час, когда утро встает над Невой… – пел Димка специально для Анатоля.

Потом мы танцевали. Я видел, что Димка хотел танцевать с Полиной, и уступал ему. Он обнимал ее.

И уже ночью я снова позвал всех на пруд и обрадовался, что вспомнил про него. Я надел свой свитер на голое тело, про который знал, что он мне идет. А Полине дал свою куртку. И мне казалось, что ей очень хорошо в ней. Только Полина была такой маленькой в этой куртке. Странно.