Алексей Синицын - Искусство скуки

Нет, не так, у меня вдруг созрело простое и гениальное решение! Я пойду к психоаналитику и как-нибудь уговорю его, – включу всё своё женское обаяние, – сходить хотя бы разик на приём к святому Франциску, а потом, думаю, святой Франциск и сам посчитает неприличным не нанести ответный визит вежливости психоаналитику. Так они и будут ходить друг к другу: по чётным дням психоаналитик к святому Франциску, а по нечётным, святой Франциск к психоаналитику, возможно, они даже станут со временем добрыми друзьями. Дружба, ведь это прекрасно! А сама я в таком случае смогу просто оставаться дома, чтобы заниматься поливкой своих любимых цветов, или вышиванием на машинке, или буду печь что-нибудь вкусненькое для Люсии и для Марты. (Бабка почти ничего не ест, неизвестно, чем ещё жива?). Я тебя не сильно утомила собственной персоной? Тогда слушай!

«Чёрт побери, Жоли, кто бы мог подумать!» – услышала я чуть сзади и справа от себя мужской голос, когда медленно передвигалась вдоль набережной Сены вслед за бутылкой «Moet», набитой для балласта просроченными горчичниками.

Я уже намекнула тебе в начале письма, если ты забыл, что всерьёз решила изучить на практике особенности дрейфа бутылок различных видов по реке в черте города. Они, кстати, все плывут совершенно по-разному, о бутылках из под Мартеля, например, и думать нечего! Вернан, верь мне, я поставила десятки экспериментов! Эти не протянут и полмили. А вот Брют «Piper»… Ладно, это отвлечёт нас слишком далеко от основной темы. Но, слышишь, рано или поздно я воспользуюсь этим чудным каналом связи!

Так вот, следуя за бутылкой «Moet», я слышу за спиной голос: «Чёрт побери, Жоли, кто бы мог подумать!». Не отвлекаясь от бутылки и не поворачиваясь, я задаюсь вопросом, кто бы мог подумать, что? Согласись, что, хотя бы, зная конкретное содержание мысли, я бы ещё как-то могла попытаться угадать, кому она принадлежит – ну, чисто теоретически, если мысли вообще кому-то принадлежат. А, так – выходила просто какая-то сущая бессмыслица.

Мне не хотелось прерывать своего успешного эксперимента из области урбанистической гидродинамики, тем более моя бутылка уже целых 36 минут уверенно и неуклонно следовала в сторону Porte de Sevres, обходя все попадающиеся ей навстречу движущиеся и неподвижные препятствия.

– Говорят, подумал папа, – сказала я, продолжая следить, как хищная птица за мелькающим в серых мелких волнах утёнком, – именно он предложил меня так назвать, а мама, судя по всему, была не против.

«Moet» безнадежно ускользал за поворот. На поворотах всегда приходилось догонять её бегом до следующего относительно ровного участка, но ты же знаешь, что в принципе, вся Сена – это сплошной поворот. Я попрощалась с исчезающей из вида бутылкой, как с утопленницей, ещё живой, но неумолимо уносимой в открытое море, и с нескрываемой досадой развернулась к «голосу». Передо мной стоял Серж.

Моё настроение внезапно переменилось, Сержу я была поначалу искренне рада. Ты его не знаешь. Он муж Агнетты, давней подруги Марты, ещё с юности. И, кстати, писатель. Я хотела сказать «тоже» писатель, имея в виду тебя, то есть то, что ты написал и прислал мне. Но я не знаю твоего мнения на этот счёт. Мне кажется, что писатель – это не тот, кто что-то написал, а тот, кто что-то пишет. Тот, кто через письмо мыслит, исповедуется, очищается, кому оно необходимо, чтобы регулярно советоваться, пусть даже с самим собой. Можно ведь создать мировой бестселлер, как, допустим, «Над пропастью во ржи», или «Пролетая над гнездом кукушки», но больше почти ничего не написать. Поэтому, я не считаю Сэлинджера или Кена Кизи писателями, да простят они меня, если смогут. Они, скорее, мыслители и отшельники, если верить тому, что о них пишут газетчики и говорит молва. Любой мелкий графоман или человек регулярно пишущий письма своей матери (извини, я бываю такой бестактной – затронула больную для тебя тему) для меня в гораздо большей степени писатель, чем любой автор одного шедевра. Но, я опять отвлеклась…

Серж смотрел на меня, улыбался, и был похож на весёлого рождественского пингвина в колпаке Санта-Клауса с рекламы мороженого. С тех пор, как я видела его в последний раз, несколько лет назад, он, надо сказать, заметно располнел, и его жёлто-коричневое пальто было какого-то поистине пингвинского кроя.

– Занимаешься поиском затонувших кораблей? – Весело спросил он, кивнув на Сену.

Когда, я ему рассказала, чем я занимаюсь на набережной, вот уже в течение многих дней, он чуть не лопнул от смеха. Мне даже стало за себя немного обидно. А потом я поняла, что обиделась не за себя, а за нас с тобой, и тогда моя обида стала принимать угрожающие размеры, но Серж пока не заметил во мне этой тонкой и опасной для него перемены.

– Не проще ли, в таком случае просто съездить в Гавр, и бросить бутылку прямо в Ла-Манш?

«Тоже мне, умник». – Подумала я уже почти с нескрываемой злостью.

– А ещё проще написать по почте, указав точный адрес! – Я безжалостно рассекала его пингвинью тушу своим сарказмом, как скальпелем, за нас обоих. – И кто это вообще доказал, – молодой человек, – сжигая все мосты к отступлению, сказала я, – что проще, значит правильнее? Богема! Вам ещё нужно поучиться быть богемой! Вы теперь думаете, что для того, чтобы слыть небожителями, достаточно простого снобизма…

Короче, зашла я в своих сентенциях довольно далеко.

– Жоли, ну, прости. Ну, что ты. Я и в самом деле сглупил, Ради Бога, не сердись на меня. – Жалко оправдывался «пингвин», он и сам понимал, что его мороженое заметно потекло.

– То-то же! – Зло и весело, сказала я. – Где Агнетта?

Всё получилось как-то само собой, без перехода, как у Эдит Пиаф.

– В туалете. – Виновато развёл руками Серж.

– Как? В каком туалете? Почему в туалете? – Удивилась я.

И Серж рассказал мне, что они с Агнеттой снова стали жить вместе. Они, в обыденном порядке периодически расходились, а потом так же запросто сходились вновь. И вот, решив уже сойтись окончательно и навсегда, они вздумали закрепить это дело обновлением в квартире Сержа решительно всех дверей и замков. Символично, не правда ли? В этом что-то есть, особенно учитывая то, что произошло дальше. А дальше произошло вот что…

Агнетта торжественно заперлась в туалете, но когда настало время выбираться оттуда, она вдруг обнаружила, что новый замок заклинило. Тогда Агнетта из-за запертой двери стала звать на помощь Сержа. Серж, подойдя к двери, попытался кухонным ножом открыть её снаружи. Однако то ли его слесарских способностей для этого не хватило, то ли инструмент оказался хлипким. В общем, нож сломался, а его кончик самым дурацким образом застрял в замочной скважине.

Естественно было выбрать одно из двух: позвонить в специальную ремонтную службу, или в компанию, которая устанавливала им замки и двери, с требованием извлечения Агнетты из туалетной комнаты и бесплатной переустановки. И что ты думаешь? Вместо того чтобы сделать это, на Сержа нисходит «озарение»! Он, такой подлец, злорадно через туалетную дверь объявляет Агнетте, что наконец-то его любимая птичка попалась в клетку, и он просто не может себе отказать в удовольствии в полной мере насладиться этим моментом! (Цитирую с его слов, ничего не меняя). Далее, не внимая никаким её уговорам, просьбам, мольбам и угрозам, он преспокойно идёт в ближайший бар, чтобы с неторопливым наслаждением попить пива! Средневековое мракобесие, ей богу! И там дуя за столиком своё любимое пиво, пока его женщина томиться в туалете, он через витрину замечает меня, что-то высматривающую в серых водах Сены. Каково? Вернан, и этот человек учил меня отправлять тебе послания в бутылках!