Сергей Десницкий - Пётр и Павел. 1957 год

Он запутался, дрожащими руками принял стакан воды, который протянул ему брат, и стал пить жадно, со всхлипом, роняя капли на грудь. Павлу до боли в груди было жаль брата: он был такой безпомощный!.. Действительно, жалкий.

– Напрасно ты так… волнуешься, – сказал он, принимая от брата пустой стакан. – Во-первых, я всё понимаю, а во-вторых, я тебе, Пётр, безконечно благодарен!.. Если бы не ты…

– Какая ерунда!.. Ты думаешь, я не понимаю, что совершил подлость? – вдруг спокойно, безо всяких эмоций, спросил тот.

– О чём ты?.. – опешил Павел.

– Неважно… Проехали…

После такого эмоционального выплеска ему надо было немного отдышаться. Он встал и пару раз прошёлся по кухне от двери к столу, от стола к двери. И только потом продолжил, не присаживаясь уже ни на секунду, готовился сказать самое важное для них обоих.

– Всю войну мы писали друг другу… Я ни на чём не настаивал, но Зиночка… В каждом письме всё повторяла, что ждёт меня живым и невредимым. Вот… И после Победы, то есть в сорок шестом, когда я демобилизовался… Поверь, мы только после Победы стали мужем и женой… как полагается… по-настоящему. К тому же и я, и она… Мы оба были абсолютно уверены, что тебя уже… Ну, что ты… Одним словом…

– Что я умер, – помог брату Павел. – Ведь так?..

– Прости… брат…

– Тебе незачем извиняться. Я понимаю… Я всё понимаю…

– Спасибо тебе.

Павел отмахнулся:

– Не в этом дело, брат…

– Ну, не скажи, – возразил ему Пётр.

– Я, Плюшка, только одного понять не могу: зачем ты написал на меня донос?..

Пётр сначала замер на месте, потом медленно опустился на пол и застыл в очень неудобной позе, скрючившись, словно получил удар в поддых.

– Что ты сказал? – спросил он после продолжительного молчания.

– Понимаешь… – Павлу было безконечно жаль брата, но он сознавал: недоговорённостей между ними быть не должно. Именно сейчас здесь, на кухне, они должны сказать друг другу всё без утайки, чтобы потом уже никогда больше к этому не возвращаться. Поэтому Павел решил продолжить:

– Я прочитал его собственными глазами.

– Нет! – закричал Пётр.

– Да, Плюшка… Да!..

– Я ничего не подписывал!.. А донос был отпечатан на машинке.

– Ты забыл о том экземпляре, что остался у Семивёрстова. Ты написал его сам. Я ведь знаю твой почерк. То, как ты пишешь заглавное "Д", я больше ни у кого не встречал.

Пётр промычал что-то нечленораздельное и решительно замотал головой.

– Тимофей отдал мне твой донос на память, можешь убедиться, – и Павел протянул брату сложенный пополам лист бумаги.

Пётр стал отталкивать его руку.

– Нет!.. Нет!.. Нет!.. – казалось, он вот-вот потеряет сознание.

– Бедняга!.. Ты думал, об этом никто не узнает?..

– Да… я думал… – он сидел на полу и плакал. Как маленький. Не пытаясь сдержаться, не стыдясь своих слёз, не боясь показаться смешным, нелепым… И, глядя на него, Павел подумал – вот оно, реальное воплощение мимолётности людской славы! Всего пару часов назад Пётр был на её вершине, а сейчас?.. Низвержен, унижен, уничтожен, убит.

– Петя, успокойся… Нельзя так распускаться… Ну, я прошу тебя…

– Нет!.. Нет!.. Нет!.. – продолжал мотать головой Пётр. – Я не верю… Нет!.. Этого не может быть!.. Нет!.. Я не верю!..

– Ну., встань хотя бы с пола, – Павел подхватил брата под-мышки, – вдруг кто войдёт!..

– Плевать!..

Пётр не сопротивлялся, но его ватное, безвольное тело стало каким-то очень тяжёлым. С большим трудом Павел усадил его на стул, сам пододвинул табуретку, сел рядом, обнял брата за плечи и прижал к себе:

– Плюшка, пойми… Я тебя ни в чём не обвиняю… Поверь, я вовсе не хочу тебя унизить, укорить… Я просто пытаюсь понять и… не могу… Объясни, для чего… зачем тебе понадобился этот донос?..

Пётр уткнулся в плечо брата и, продолжая хлюпать мокрым носом, тихо проговорил:

– Меня заставили…

– Кто мог тебя заставить?.. Кто?!..

– Они…

– Не верю…

Пётр поднял голову и зарёванными глазами устремил на брата до смерти перепуганный взгляд.

– Но почему?.. Почему ты не веришь мне?.. – в голосе его слышалась боль, мольба о пощаде. Отчаянье!..

Павел еле сдерживался, он сам готов был зареветь на пару с братом.

– Пойми, родной мой, написать так… вдохновенно… из-под палки нельзя. Это же не донос!.. Как бы это получше сказать?.. Поэма… стихи в прозе… А давай сожжём его, чтобы ничто больше не напоминало об этом!.. Ни тебе, ни мне!.. Нам надо забыть!.. Забыть навсегда!.. – старший брат скомкал листок в кулаке, бросил в раковину и, взяв с плиты коробок спичек, поджёг. Бумага вспыхнула сразу и очень ярко, на короткое время осветив зарёванное лицо младшего брата.

– Не могу!.. – прошептал Пётр.

– Что ты не можешь?..

– Не могу забыть!.. И никогда не смогу!.. Нет, днём ещё ничего… Днём дела, заботы… Они заслоняют собой, отвлекают… Но вот приходит ночь… Ты не представляешь, Павел… Двадцать лет!.. Каждую ночь!.. Каждую!.. Проснусь в поту… Может, приснилось мне?.. Нет!.. Не приснилось!.. И снова – ад!.. Он мне жить не даёт!.. Он измучил меня!.. Изуродовал душу!.. Сердце моё иссушил!.. Брат!.. Спаси меня!.. Христом Богом молю!.. И прости!.. Прости!.. Если сможешь…

"Мама!.. Где ты?!.. Мама!.. – со второго этажа послышался встревоженный голос Матюши. В белой ночной сорочке почти до пят он бродил по дому, искал мать. – Мне очень страшно!.. Мама!.. Ты где?!.."

– Ну-ну… Успокойся, Плюшка!.. Слышишь, Матвей проснулся!.. Не кричи так!.. – Павел опять прижал брата к себе и заговорил шёпотом. – Мы уничтожили эту гадость. Вот увидишь, теперь он не станет мучить тебя. Главное, душу свою облегчить. Представляю, каково это: таскать на себе такой грех!.. Сегодня спокойно уснёшь… Обещаю… Вот только… Чтобы совсем освободиться, признайся всё-таки… Кто заставил тебя написать этот донос?

Пётр оттолкнул брата. Вскочил. Бросился к двери. Остановился. Резко обернулся и медленно двинулся назад.

– Павел прости меня!.. Я один во всём виноват!.. Один!.. Больше никто!.. Прости, если можешь!..

Он упал перед Павлом на колени, прижался лицом к его башмакам и зашептал несвязно, болезненно, запинаясь на каждом слове, как в бреду:

– Думай, что хочешь!.. Меня заставили!., не веришь?!.. Зря!.. Ведь я – твой брат!.. Надо верить людям!.. А брату тем более!.. Я не мог отказаться!.. Не мог!..

Павел отшатнулся от упавшего перед ним Петра. Стал пятиться назад.

– Что ты, Петя?!.. Что ты?!..

Пётр на коленях пополз за ним.

– Ты не знаешь всего!.. О, если бы!.. Но я не могу открыть тебе!.. Пожалуйста, не заставляй!.. Это правда!.. Нет!.. Не слушай меня!.. Забудь!.. Я ничего не говорил!.. Брат!.. Я с ума схожу!.. Пощади!..

Цепляясь дрожащими руками за брюки Павла, он ползал за ним по всей кухне, пытаясь поцеловать его башмаки. А Павел безпомощно отбивался от него, пытаясь освободиться от его дрожащих рук.