Владимир Гурвич - Погибают всегда лучшие

– Но в руке вы несли в кирпич, разве он не видел это ваше оружие?

– Я был в плотной куртке и спрятал его под ней. Так как я так и не согласился на его условия, он все больше приходил в ярость. Он поднял какой-то прут и больно ударил меня по щеке. Я был и так уже на пределе своей выдержки, а это окончательно вывело меня из терпения, и я потерял контроль над собой. Я достал кирпич и ударил им его по голове. Он закричал и стал падать, я же бросился к машине. Я даже не знал, убил или ранил его. Я убегал, гонимый в спину ветром панического страха. Вот собственно и вся история.

Несколько минут мы молчали, каждый из нас оценивал последствия только что сделанного признания.

– Что вы собираетесь делать? – спросил я.

– А вы?

– Борис Эдмондович, я очень уважаю и сочувствую вам, но я уже говорил вам, что как должностное лицо обязан поступать так, как предписывает закон.

– Я полагал, что вы ответите именно так.

– Я был бы рад ответить по-другому, но в моем положении это невозможно. Если я начну нарушать закон, как я могу требовать от своих подчиненных, от всех жителей города, чтобы они его соблюдали. Но у вас имеется возможность сделать добровольное признание. Время еще есть, сегодня, завтра, – после короткой паузы добавил я. – Я понимаю, как вам тяжело.

– Вы узнали все, что хотели? – вдруг спросил он.

– Да.

– Извините, мне надо закончить срочную работу, дописать один крайне важный для меня документ. Думаю, что через некоторое время он будет интересен и вам.

– Я понимаю, я ухожу. До свидание.

Я встал и пошел к выходу. У самой двери меня остановил голос Вознесенского.

– Я хочу, чтобы вы знали, Владислав Сергеевич, я ни минуту не жалею, что пригласил вас, что помог вам стать мэром. Просто у каждого своя судьба.

Я кивнул головой и вышел.

Утром следующего дня меня разбудил телефонный звонок.

– С вами говорит полковник Климов. Извините, Владислав Сергеевич, что беспокою вас в столь ранний час, но я счел необходимым поставить вас в известность, так как мне сказали, что вы были близки с этим человеком. Обнаружен труп Вознесенского Бориса Эдмондовича. Его нашли в своем кабинете, он лежал на ковре. Судя по первому осмотру – это похоже на самоубийство. Вы хотите еще что-нибудь узнать?

– Нет. Где сейчас тело?

– Пока на прежнем месте. Если вы хотите посмотреть, можете приехать. Я распоряжусь, чтобы тело не убирали.

– Да, я выезжаю.

Я понимал, что Вознесенский переживает большую трагедию и все же я не был готов к такому исходу. Невольно я вспомнил свою первую встречу с ним, каким он был тогда уверенным в себе, каким казался благополучным. Маскировался? Нет, не похоже, он был действительно именно таким. Сколько же случилось за последние дни смертей? Такое ощущение, что в городе свирепствует какая-то страшная эпидемия, которая без устали и без жалости косит и косит людей. Но самое ужасное то, что к каждой смерти я имею самое непосредственное или косвенное отношение. Такое ощущение, что я участвую в какой-то ужасной смертельной пляски.

Перед тем как выйти из квартиры, я заглянул в соседнюю комнату, где спал Павел. Вчера вечером я пришел слишком поздно, и хотя он еще бодрствовал, я сразу же уложил его. Я вдруг подумал о том, что хорошо, что хоть кто-то уцелел в этой бойне.

Около дома Вознесенского скопилось с десяток дорогих машин. По-видимому, весть об его смерти уже разнеслась по городу, и люди срочно стали съезжаться к его дому. Я понимал, что всех волнует не сама его гибель, а то, что будет с его империей: магазинами, банком, предприятиями.

Милиция никого не пропускала в дом, но, само собой разумеется, что это правило не распространялось на меня. Я прошел в кабинет, который покинул менее суток назад.

Вознесенский лежал на своем дорогом ковре с простреленной головой. Рядом с ним валялся пистолет. Я закрыл глаза; видеть мертвого Вознесенского было невыносимо. Как бы ни складывались наши отношения в последнее время, мне никогда не забыть, сколько полезного и хорошего он сделал для города и для меня. И еще его связывали отношения с Ксенией… Как она воспримет его смерть? Для нее это тоже будет сильным ударом.

Ко мне подошел следователь. Я узнал его, хотя мы виделись только однажды. Но я сразу вспомнил его фамилию – Шаповалов.

– Очень жаль, я симпатизировал этому человеку. Я знаю, какую роль он сыграл в вашей судьбе. Мне также известно, что вы говорили с ним накануне.

– Да, говорил.

– И о чем шла речь?

– Это допрос, прямо тут, рядом с телом.

– Извините, Владислав Сергеевич, вы правы. Но поступило распоряжение от нового начальника УВД – провести тщательное расследование всех уголовных дел последнего времени.

– Я с удовольствием вам окажу любое содействие, только в другом месте.

Внезапно дверь отворилась, и в комнату вбежала Ксения. За ней примчались два милиционера, которые пытались ее задержать.

– Оставьте ее, – приказал Шаповалов.

Ксения молча смотрела на тело Вознесенского, затем закрыла лицо руками. Но она не плакала, так как плечи у нее были, словно у статуи, совершенно неподвижны. Я подошел к ней, но ничего не говорил, просто стоял рядом. Почему-то я даже не решался ее обнять и что-то сказать в утешении.

Ксения опустила руками и посмотрела на меня.

– Этого не может быть. Скажите, что это не так?

– Ксения, ему было тяжело, теперь ему легко. Для этого он так поступил.

– Вы говорите, вы даже сами не понимаете, что говорите. А ведь он столько для вас сделал. Вам просто все равно, вы привыкли, что вокруг вас все время умирают. Вы бесчувственны к смерти, как некоторые, потерявшие разум, бесчувственны к боли.

– Ксения, позвольте я вас отвезу домой.

Ксения ничего не ответила. Она опустилась на колени и поцеловала обращенный к нам седой висок Вознесенского. Затем она встала, несколько секунд постояла, молча и медленно, ни на кого не обращая внимания, побрела к выходу. Я проводил ее взглядом, затем перевел его на Шаповалова и встретился с его внимательно наблюдающими за мной глазами.

Вместе с ним мы вышли из кабинета. И сразу же туда вошли два санитара с носилками. Показались они буквально через минуту, неся закрытое покрывалом тело.

Вместе с Шаповаловым мы покинули этот печальный дом. Осень все настойчивее напоминала о себе, небо заволокло тучами, а ветер был колючий и холодный, словно недовольный выпавшей ему ролью в этом неприветливом мире.

– Нам нужно о многом переговорить, – сказал Шаповалов. – Мне поручено возглавить комиссию по расследованию положения дел в городской прокуратуре. Предстоят серьезные кадровые изменения. Ваши показания могут быть очень важными. Я хочу раскрыть вам одну небольшую тайну. В свое время несколько следователей прокуратуры образовали вроде тайного общества для того, чтобы собирать информацию обо всем, что тут творится. Накоплен серьезный материал. Теперь есть возможность дать ему ход. Так что ждите больших перемен.