Виорэль Ломов - Неодинокий Попсуев

– Посмотрите на нитку, – кончив, сказала она.

Сергей разжал кулак, разгладил нить. Узелков не было!

– Значит, запомнили? – Мария повторила еще всё, что должен был сделать Попсуев в церкви и дома. Сергей хотел поблагодарить, но Мария упредила его: – Благодарить не надо. А вот чтобы всё сбылось, надо двадцать долларов дать.

– У меня десять.

– У вас еще есть, – сказал Мария. – Нужны две купюры.

Сергей вынул из кармана наличность:

– Наши.

– Ничего, – сказала гречанка и без всякого смущения изъяла самую крупную банкноту. – Только никому не говорите, а то могут помешать.

Мария попрощалась, блеснув цыганскими глазами.

Попсуев перебирал в памяти все слова гречанки, сомневаясь в искренности ее слов.

«Неужто лоханулся? Поделом! – думал он. – Всё у нее было заготовлено: и Евангелие, и нитки в нем, и эта нитка без узелков в кулаке. Фокусница! Разве очищают за баксы? Хм, а куда же делся камушек?»

К вечеру Попсуева разобрала икота, которую он не мог унять ничем. «Вот и развязка скоро», – подумал он. К семи часам икота стала невыносимой. От нее содрогалось все тело, и ничто не могло ее ни снять, ни утишить. Нитка вспыхнула, и по ней пополз как по бикфордову шнуру огонек. Положив нитку на раковину, Сергей смотрел, как она догорает, и от нее ползет запах как от свечи. Остаток нити Попсуев смыл в раковину. «Нет, это не та нить, на которой узелки, – подумал он, – та была черней и ровнее. Хотя она мяла ее в пальцах…» Зная подноготную многих фокусов, Попсуев, тем не менее, мухлежа «гречанки» не заметил. Икота мучила Сергея до полуночи, пока он, вымотавшись вконец, не принудил себя уснуть.

Утром икота не вернулась, и Попсуев забыл о случившемся и о том, что ему следовало сходить в церковь. Вспомнил через пару дней, когда на экскурсии в Кисловодске зашел в почти восстановленный Никольский собор. Экскурсанты ставили свечи, взирали на иконы и купол, перешептывались, и это не было похоже на молитву Господу. Сергей купил две тоненькие свечи, спросил у служки, куда их поставить «за упокой». Тот указал на квадратный столик у Распятия перед Крестом. Свечи не ставились, оплавлялись, изгибались, оседали, чернели, гасли…

«Да что же это? Что же?!» – чувствуя спазм в горле и подкатившие рыдания, Попсуев, оставив свечи незажженными, выскочил из храма. Весь вечер он ходил убитый, каясь в том, что так редко вспоминал о почившей двенадцать лет назад матушке. И сожалея, что не помолился о ней в храме. Об отце Сергей не вспомнил, как и тот не вспоминал о нем уже десять лет.

А еще через пару дней в толкотне тесного аэропорта в Минводах Попсуев забыл свои курортные огорчения и помнил лишь лермонтовские места, в которых ответа на вопросы, мучившие поэта и его героя, тоже не нашел… Но и они, эти воспоминания, уже не грузили его, так как в мыслях он уже был в работе, которая ждала его две недели. Надо было уменьшать брак в десятом цехе и отрабатывать аванс.

«…однако Свиридов гад. Прислал трех «менеджеров» разбираться со мной. Ладно бы по-вежливому. Нет, ножички достали, полезли в шкаф. Я спросил: «Знаете, что Сирано с сотней таких, как вы, сделал?» Они: «Кто такой?» «Сейчас покажу!» – сказал я. Показал. Алюминиевый багет пришлось сорвать, он неплохо в руку лег. Двоих в больничку отправил, а третьему сказал: «Если Алик захочет поправить свое здоровье, жду его. Но долг не верну, уговора не было такого»…»

В ночь с четверга на пятницу Попсуеву приснилась незнакомая женщина. Она пахла летним дождем, отчего было беспричинно радостно, как в детстве. Всю пятницу Сергей провел в страшной рассеянности. Ничего не ладилось, всё валилось из рук.

Утром в субботу Попсуев проснулся на рассвете, тяжелый и разбитый. Выпил кофе, написал записку «Я на рынке» и вышел из дома. Возле подъезда от ночного дождя образовалась лужа. Вдохнул сырой, с гнильцой и легким запахом псины, воздух сентября. Постоял, прислушиваясь к звукам. Было пасмурно, с деревьев падали капли, шлепая или звонко булькая. Перешел дорогу и побрел по парковой аллее. Асфальт был устлан трупами и полуживыми крысами, которые ещё шевелились и издавали сиплый чавкающий звук. Оторопь взяла его, пока он не понял, что идет не по крысам и их трупам, а по разбухшим от дождя большим серым листьям.

Усталость пудовыми гирями висела на ногах. Поп-суев не мог отделаться от мысли, что всё, чем он занят был в этот год, лишено всякого смысла, даже борьба с браком в десятом цехе. Победа над ним уже в принципе не несла ничего нового. Грядущее представлялось скучным и серым. «Непонятно, чего добиваться в жизни и зачем. Денег? Женщин? Славы? А может, добродетели? Без бессмертия?»

Сколько помнил себя Сергей, ему всегда казалось, что в нем есть дар, который может вершить чудеса. Его часто охватывал восторг от мысли, что он может сделать то, что не может больше никто. Ради корысти? Нет. Удивить кого-то? Тоже нет. Занестись над другими? Вряд ли. Скорей всего, он занимался этим бездумно, его вел восторг жизни. А еще (он в этом не хотел признаться самому себе) его вела по жизни вера в сокровенный мир, где всё не так, всё лучше и чище, светлее и радостнее. Тот мир, стало казаться ему, расположен в нем самом, туда легко попасть, как в парк с прудом и оркестром, и там всё по любви и по совести…

Попсуев свернул в переулок. Мимо проскакала девочка, одетая по-летнему и по-летнему крутя скакалку. Это была та самая девочка, Сергей не сомневался, маленькая, белобрысая, носик востренький, глазенки пуговками… Он посмотрел ей вслед и налетел на столб. На столбе висело объявление о том, что известный маг, некий Адам Баранов, академик международных академий, разгоняет тучи, проливает дождь, сдвигает время, меняет ширину радуги, высоту солнца, радиус Земли…

«Странно, – подумал Попсуев, сдирая, тем не менее, листок, – такой ас, а объявления расклеил по столбам?» И надо же было такому случиться: днем услышал выступление мага по городскому радио. Хорошо поставленным голосом тот из Венеции озвучил информацию со столба. Как-то не вязались Венеция с гондолами и телеграфный столб в Вяземском переулке, но странным образом они были соединены… А когда голос стал рваться и слабеть из-за эфирных колебаний, искусник сказал: «Это пустяк. Сейчас поправлю. Несколько мгновений вашего терпения». И, действительно, несколько секунд что-то хрипело и щелкало, послышалось: «Но un problema nella mia camera» [26]и «La doccia non funziona» [27], а потом голос зазвучал снова внятно и напористо.

В конце интервью Баранов назвал время и места, где он будет давать представления, а также сообщил о наборе учеников в Первую международную школу магов. Планировались два выступления чародея на ТВ, пресс-конференция, сеансы излечения слабоумия и СПИДа, а также консультации депутатов областной думы. Маг рассчитывал пробыть в Нежинске две недели, а потом периодически посещать город. На вопрос, как он поправил эфирную связь, Баранов ответил: «Об этом я буду рассказывать на своих выступлениях. Кто пожелает учиться в школе, сами прекрасно справятся с этим. Через полгода, максимум через год».