Александр Проханов - Крейсерова соната

– Но ведь это опасно! – энергично возразил нефтяной магнат, рыгая девяносто вторым бензином. – Мир все еще грезит революцией! Ты будешь подносить к континентам эту горящую головню, и мир опять запылает. Тебе этого не простит человечество!

– Тебе не простит и Россия! – подхватил алюминиевый олигарх, выкатывая белые металлические глаза. – Как только о твоей покупке узнают «Красные ватаги», они тотчас атакуют наш город. Третьего дня начальник охраны сообщил, что с электрических проводов на стене была снята убитая током девушка-боевик из «Красных ватаг». Она имела при себе кремовых тортов две штуки и мою фотографию, для совершения теракта.

– Не волнуйтесь, братья по вере, – снисходительно и чуть высокомерно успокоил их никелевый владелец. – Мавзолей останется там, где его воздвиг знаменитый Щусев. Более того, я предприму капитальный ремонт сооружения, ибо в некоторых местах образовались трещины и в них поселилась трава. Я вложу дополнительные деньги в лабораторию бальзамирования и не допущу, чтобы тела коснулось тление, ибо Ленин, вы можете сколько угодно улыбаться, стоял у истоков нашего с вами благополучия. Это он обобществил всю имевшуюся в России собственность, способствовал ее непомерному увеличению, что облегчило нам ее раздел и приватизацию. Представляете, как бы долго нам пришлось бороться с мелкими собственниками, прежде чем мы отобрали бы их достояние! А здесь мы разрезали страну, как спелый арбуз, и каждый вынул свой сочный сладкий кусок.

Довод был мощный. Никто не возражал. Все молчали… Было слышно, как повизгивает за окном певица из Верхней Вольты, прижатая к клумбе мощной тушей охранника…

Аукцион был завершен без осложнений. Хозяин дворца Роткопф приобрел Волгу в среднем течении, где располагался волжский каскад гидроэлектростанций. Царь металлообработки, тяжелый и тучный, как грыжа, купил Уральский хребет, где было много разведанных запасов железной руды, сталелитейных, танковых и ракетных заводов. Лишь с продажей Чукотки вышел конфуз… Нефтяной магнат поднял страшный хай, утверждая, что Чукотка давно ему продана, а им давно перепродана Америке, где вместе с Аляской составляет район устойчивой золотодобычи…

– И ты, Грех, – никакой не первородный, а смертный и неотмолимый! В Багдаде тебе бы отрубили руку за воровство, а в деревне Будки, родине Первого Президента России, отсекли бы мерзкий член за неуемный блуд! – Из разгневанного рта нефтяного олигарха пыхало пламя, и он напоминал факел, в котором сгорал попутный газ.

Смущенный Грех рылся в бумажках, что-то высматривал на географической карте, вертел глобус, пока не признался в ошибке, свалив ее на референтов…

Утомленные сделками олигархи подкреплялись салатиками из лепестков ромашки, корешками водяных лилий, клубеньками лесного жабника и можжевеловой хвоей, повышающей умственный тонус и изгоняющей нуклиды Чернобыля…

За окнами раздался стук колес по брусчатке. Все выглянули и увидели, как въезжает карета времен Анны Иоанновны, на упругих рессорах и кованых ободах, со слюдяными окнами и горящими застекленными фонарями. Ее влекла шестерка дымно-серых лошадей с подвязанными хвостами, управляемая кучером в треуголке. Из кареты тяжело и величественно вылез Плинтус, чей зоб был нежно-зеленого цвета и медленно розовел с одного бока, колыхаясь, словно манный студень.

Уже через минуту он входил в залу под торжественный марш из оперы «Аида», невысокий, грузный, в черных чулках и шелковом облачении. На его груди ослепительно сверкала алмазная звезда. Чернели хвостики горностая на белой мантии. Ее поддерживали два усердных карлика, которые, когда подвыпьют, выдавали себя за тирольских гномов. Олигархи вскочили, склонились в поклонах.

– Вы звали меня, друзья, и я пришел! Хотя, признаться, я дорожу каждым часом, заканчиваю книгу «Мед и пепел», где ставлю роковые для России вопросы: куда исчез из страны Первый Президент, чем грозит российской демократии так называемая вертикаль власти, что важнее для общества – олигархическое правление или способ размножения белковых тел, как формируется рейтинг Президента… Одним словом, я здесь, и для вас большая честь видеть меня в вашем доме… – Он скинул мантию на руки карликов, которые тут же зарылись в мех и стали тискать друг друга.

Роткопф сразу безраздельно завладел гостем.

– Братья по вере, – обратился он к остальным олигархам, оттесняя их от Плинтуса, – прошу вас проверить, все ли готово для ритуального действа, когда наш многомудрый благодетель в сиянии славы воссядет на Золотой Унитаз и произнесет тронную речь… Теперь же, – Роткопф доверительно взял Плинтуса под руку, – я хочу показать вам уникальный, единственный в мире музей, который называется «Волосы мира», заодно побеседуем на животрепещущие темы…

На скоростном лифте они поднялись на верхний этаж дворца, где в зале без окон, в сумраке черно-бархатного интерьера, стояли штативы с бесчисленными маленькими пробирками, на каждую из которых падал тончайший луч, зажигая легким блеском закупоренный в стекле волосок. Каждая пробирка была снабжена этикеткой с именем обладателя волоска, временем и местом обретения.

– На эту коллекцию я потратил половину моего состояния! Коллекция делится на исторические периоды, от древнейших времен до наших дней… Не буду утомлять вас, покажу лишь самые злободневные экспонаты, которые никого не могут оставить равнодушным…

Он повел Плинтуса вдоль стеллажей, начиная с раздела, именуемого «Волосы перестройки». В пробирках, иногда прямые, иногда волнистые, иные свернутые в колечки, иные в виде спиралек, хранились волоски Горбачева, Яковлева, Лигачева, Крючкова, Сахарова, Собчака, других деятелей бурного времени, блиставших в программе «Взгляд», на съезде Советов, на симпозиумах, митингах и демонстрациях. Многие были почти забыты. Только волоски, подсвеченные лучом, возвращали в недавнюю и, увы, миновавшую эпоху.

Под рубрикой «Волосы ельцинско-гайдаровской эры» были выставлены частички волосяного покрова самого Ельцина, Бурбулиса, Шахрая, Коржакова, Шумейко, а также Эллы Панфиловой, Старовойтовой, Лифшица, журналистов Минкина, Радзиховского и Артема Боровика. Они были более тонкими, чем предшествующая серия, и в них, казалось, еще пульсировали отсветы горящего Дома Советов и разгромленного до фундаментов Грозного.

Третья серия значилась как «Волосы США». Тут были образчики из шевелюры Бжезинского, Киссинджера, Мадлен Олбрайт, Пауэлла, Гора, а также в одной пробирке два переплетенных нежных волоска – Клинтона и Моники Левински, найденные в Овальной комнате Белого дома.

«Волосы Европы» были представлены завитком Маргарет Тэтчер, шерстинкой Берлускони, щетинкой Коля, спиралькой Жака Ширака, многими другими волосками, принадлежавшими политической, духовной и художественной элите Европы, среди которых топорщился непокорный, гордый волосок Ле Пена.