Вячеслав Малежик - Снег идет 100 лет…

Его приемные родители отказали ему в доме, и вот уже двадцать два года Дима перебивается отдельными заработками, переходя с одной съемной квартиры на другую и меняя женщин не от того что, а потому что…

Я его встречал в Нью-Йорке на Брайтоне… Он с подружкой приезжал на мой концерт в «Миллениум». Я его свел со своим товарищем, обещавшим помочь ему обзавестись официальными документами, но в очередной раз не получилось. Он даже не смог прилететь в Москву на похороны своего отца. Это, правда, случилось чуть позже. Не знаю, то ли не было документов, то ли денег…

А пока Серега Соколов жил в кайфе, что коль ему не удалось по пути Колумба открыть Америку, то уж следующие поколения Соколовых будут счастливо жить на земле обетованной.

Кстати последняя новость от Димки – его новая женщина на сносях и вот-вот Ленек станет бабкой…

А Серега ушел рано. Инсульт… Я думаю, непосильный режим работы, когда зачем-то надо было ехать проводить дискотеку, не приносившую в общем-то денег, на другой конец Москвы. Это после тяжелого трудового дня… Выпивка… А главное, я думаю, самоедство! Невозможность примирить рок-н-ролл и «Modern Talking», понимание, что негде сыграть любимую музыку в современных «реалиях» и что «все они – козлы».

Как это водится, на похороны и поминки собрались ВСЕ. Было много слов, много тостов. Ленек превзошла себя и собственноручно накормила несколько смен музыкантов, которые пришли поклониться Сереге Соколову – неплохому барабанщику и замечательному мужику. Как водится, говорилось, какие мы крутые, ругали беспринципность и дилетантизм молодых.

А потом решили собраться и сыграть концерт памяти Соколова. Кто-то сказал, что он сможет договориться с клубом, кто-то пообещал, что подгонит репортеров, кто-то сказал, что мы им покажем, как надо играть.

Все, кто поминал Серегу, пришли… Пришли с инструментами, прихватив еще и своих друзей. Было (ищу слово) невесело… Большинство выходивших на сцену были вне профессии, быстро это понимали и уходили в зал. Иногда повисала затяжная пауза. Но все-таки в кругу друзей Сереги Соколова были люди, которые состоялись как музыканты… И они прикрыли… Заполночь все разошлись по домам, в общем-то понимая, что сделали что-то хорошее для Сереги, Ленька, а главное – для себя.

В этом году Ленек всю зиму провела в Египте. Вернувшись в Москву, она изъявила желание сгонять к нам на дачу.

– Я теперь лицо заинтересованное, – трещала она в машине. – События на площади Тахрир меня интересуют даже больше, чем сражения в нашей Думе. Славка, ну-ка, включи мне последние известия. Что там у нас в Шарм-Эль-Шейхах?

Я нажал на ручку автомобильного радиоприемника, и мы услышали голос диктора: «По просьбе наших радиослушателей исполняется симфоническая пьеса из спектакля „Пер Гюнт“ „В пещере горного короля“»…

– Знаешь, Ир, я хочу написать про Бушневского, – обратился я к своей старинной приятельнице Ирке Маслаковой, с которой нас (и наши семьи) связывала уже почти тридцатилетняя дружба.

– Да сейчас никто не читает.

– Да это и неважно. Напишу для себя, для тебя, для Тургеши, а там вдруг…

– А зачем ты хочешь это сделать? – спросила Ирка.

– Он для меня открылся как-то по-новому, с того момента, как всем сообщил о своей болезни. До этого была ты… Царица, барыня, красавица, творческая личность, взрывающая художественные и моральные устои. А Вовка?.. Он был как бы при тебе, в тени твоей кипучей натуры. Он позволял тебе солировать, был этаким Менакером в дуэте с Марией Мироновой. Помнишь советскую эстраду?

– Да нет, ты не прав…

– Чего я не прав? Конечно, в компании, где были Тургеша и Смогул…

– Да и ты, мил мой человек…

– Ну, в общем… Нетрудно было потеряться.

– А что теряться – не теряться. Он был мой человек, и как мы жили-были, вот о чем надо говорить. Ты удивишься, а я ведь тоже хочу о нем написать.

– А может, нам объединиться? Будет такой дуэт Ильф и Петров? – предложил я.

– Ну, во-первых, я – Маслакова, а потом, ты послушай: картина первая…

– Ты что, спектакль затеваешь?

– Ну я еще не решила про жанр своего творения… Короче, выпускной вечер в моей школе, и мальчик Паша во время танца, а потом и во время совместного «заплыва» на Красную площадь пытается объясниться мне в любви. Но не хватает ему смелости. А мне это, ну ты сам понимаешь, все до фонаря… Потом взрослая, вернее, студенческая жизнь, и я, полная дура, вылетаю замуж за этого малахольного Маслакова.

– Подожди-подожди… Это за Пашу?

– За какого Пашу? Я же тебе говорю – за Маслакова, а у Паши фамилия была Голиков. За Мас-ла-ко-ва. Ты же понимаешь, я – дитя, он – дитя… Слава богу, что еще никого не смастерили…

– Наверное, не умели… – съехидничал я.

– Э-э-э, парень, с этим было все в порядке… Во всяком случае, нам так казалось… А потом раз…

– И в глаз.

– Хорошо, не пид…с. Чегой-то я, право?

– Ну что, не срослось? – вернул я Ирку в ее рассказ.

– И слава тебе, господи… Молодо-зелено…

– А что же Паша? Раз ты его заявила в начале своего повествования, не мог он так просто уйти из твоей жизни, – решил я дать редактора.

– А он и не ушел… Трагедь там была, самая настоящая трагедь… Не мог утешиться парень, в петлю хотел лезть… А потом я его как-то потеряла. Он перестал искать со мной встреч. Да и я, разбежавшись с Маслаковым, такого дрозда дала, что… Ну ты же помнишь, я огонь была.

– Что значит – была?

– А то и значит, что была… Не вешай мне лапшу на уши, а то растаю… Так о чем я? Не сбивай меня с мысли…

– Ты о романе про Володю, – подсказал я.

– Ага… Знаешь, как в кино – гонг, и надпись на экране: «Прошло пятнадцать лет». Я уже замужем за Фомушкиным, у нас Машка в школу пошла… И вот однажды мы с Зиночкой Плисовой решили зайти в церковь. Зинка хотела свечки за упокой поставить. Ты же знаешь, я убежденная коммуняка, в церковь, как правило, не хожу, а тут за компанию. И мы зашли в храм, купили свечек, написали записочек и решили отстоять службу, больно здорово пели певчие. Голос батюшки мне показался знакомым, но я не придала этому значения. А когда он с кадилом пошел по храму, я так и обомлела: с седыми длинными не очень густыми волосами, с реденькой бороденкой, ко мне приближался мой старый ухажер.

– Пашка?! – невольно вырвалось у меня.

– Ира, – сказал он, а я не поняла смысла его интонации.

После окончания службы я подождала его. Он рассказал, как вера его спасла от разных глупостей, когда он был влюблен в меня. Я тогда первый раз исповедовалась. И он отпустил мне грехи.